Титулярный советник

За то время, пока я набирал номер усадьбы в Елизаветино, Мама и Папа буквально преобразился. Застегнул ворот кителя, поправил воротник. Уселся в кресле ровно, сцепив руки в замок — но через несколько мгновений все-таки убрал со стола сначала бутылку водки, а потом и стакан. Лицо у него при этом было такое смущенное, что мы с Подольским тут же деликатно уставились в стену, делая вид, что не происходит вообще ничего особенного. Когда я снова повернулся к ротному, он смотрел на меня так, будто от исхода моей беседы по телефону зависела его жизнь.

Пожалуй, в каком-то смысле так оно и было.

— Ты в порядке, Саша?

Голос деда звучал устало — но особой тревоги я не услышал. То ли он уже успел придумать все на десять шагов вперед, то ли настолько утомился от происходящего, что не переживал ни за мою судьбу, ни за участь Империи.

— Наши пока не могут к тебе пробиться, — проговорил он. — Сейчас в центре города крайне… людно. Но в училище тебе вряд ли угрожает опасность. По крайней мере — пока. Так что просто остава…

— Хватит! — Я стиснул трубку. — Я знаю, что блокирует Дар. Глушилка на немецком крейсере! Это передатчик, антенна величиной с…

– “Бисмарк”?.. Да, мне в голову тоже приходило что-то подобное, — вздохнул дед. — К сожалению, теперь это уже не имеет особого значения.

— Почему? Если жандармы…

— Я не знаю, что сейчас происходит с жандармами — могу только догадываться, что их прижали так, что они не отойдут от дворца и на один шаг. — Голос деда звучал сухо и отстраненно. — Примерно полчаса мы потеряли связь с Зимним. Скорее всего, подстанцию уже захватили — и скоро отключат все телефонные линии. Потом радио, потом…

— Захватили? — Я стиснул зубы. — Кто — народники? Что они вообще могут сделать против гвардии?

— Хотел бы я и сам знать. — Дед мрачно усмехнулся. — Преображенский и Семеновский полк не выполнили прямой приказ государыни и не покинули расположений. А несколько рот — конечно же, если меня не обманывают — вообще перешли на сторону пролетариев.

— А Гренадерский?! — рявкнул я. — Павловский? Мос…

— Мой ответ тебе точно не понравится. — Дед не стал дожидаться, пока я перечислю всю столичную лейб-гвардию. — Расквартированные в пригороде полки пытаются пробиться к центру, но все большие дороги перекрыты. Народники уже построили баррикады на всех магистралях. И держат их куда крепче, чем мы ожидали.

— Похоже, сейчас все куда крепче, чем вы ожидали, — проворчал я. — Но какая теперь разница? Нужно как-то пробиться к “Бисмарку”.

— Подозреваю, это уже невозможно. Даже если я каким-то чудом смогу передать вести в Зимний — там попросту не хватит людей выйти на набережную… Не говоря уже о том, чтобы подняться на борт крейсера.

— Как такое вообще могло случиться?! — Подольский вдруг подался вперед, словно пытаясь заглянуть в трубку, которую я держал у уха. — Немецкие моряки предали государыню? Или кайзер?..

Похоже, у господина благородного подпоручика не хватило терпения — и он влез в разговор, чтобы задать вопрос, который, признаться, уже давно мучил меня самого.

— А какая, собственно, разница? — Дед, похоже, услышал Подольского, хоть тот и сидел от меня в паре шагов. — Фактически, мы уже потеряли столицу.

— Пролетарии с винтовками оказались куда опаснее, чем ты думал. — Я откинулся на спинку стула. — И их оказалось куда больше нескольких тысяч.

Странное дедово спокойствие передалось и мне. Не то, чтобы я перестал думать, как попасть на “Бисмарк” и отключить чертову “глушилку” — но спешить, похоже, уже было некуда. Написанная кем-то другим пьеса разыгрывалась сама собой, как по нотам. Первый и второй акт уже остались позади, и дело явно шло к заключительному.

Верные короне войска безуспешно ломились к центру города через баррикады. Одаренные лишились сил, гвардейцы так и не выполнили приказ и остались в казармах, народники стягивались к Зимнему с окраин с оружием в руках. Третье отделение исчезло окончательно. Жандармы держали оборону, расстреливая последние патроны. А сам дворец уже готовился пасть, свалившись в руки победителей перезрелым плодом.

И только Куракин пока выжидал. Прятал где-то свои жуткие панцеры, чтобы в нужный момент выскочить, как чертик из табакерки, и в одночасье навести в пылающем Петербурге порядок. Пройти по мятежным улицам, вспарывая баррикады народовольцев, как раскаленный нож масло, и сметая все на своем пути свинцом из пулеметов. Истребить у стен Зимнего все живое, что посмеет оказать сопротивление мощи бронированных машин — и войти во дворец не мятежным генералом, а спасителем Империи. После такого и государыня, и наследник Павел, и даже Госсовет примут его условия — какими бы они ни были.

И мы либо придумаем, какое чудо остановит все это — или нет.

— Пролетарии? — усмехнулся дед. — Поверь, Саша, даже сейчас я опасаюсь вовсе не их. Жандармы смогут сдерживать эту ораву еще достаточно долго. Но когда…

— Значит, нужно использовать это время! — Я даже чуть приподнялся со стула, крича в трубку. — Если мы соберем достаточно людей, чтобы…