«Титаник»: рейс, который должен войти в историю (СИ)

Первый вечер наступил как-то незаметно. Что будет дальше? К этой мысли я возвращалась снова и снова. Самым разумным мне показалось пока не привлекать к себе внимания — сейчас все равно никто не поверит в то, что с кораблем может что-то случиться.

Больше всего мне сейчас хотелось куда-то пойти, с кем-то поговорить, чтобы наконец отвлечься от одних и тех же мыслей, но разум упорствовал — нельзя. Очень легко я могла себя выдать. По этой же причине осталось без ответа приглашение на ужин. Лишь когда совершенно стемнело, я вышла из каюты, намереваясь в тишине побродить по палубе корабля, который мне действительно хотелось осмотреть.

Людей не было; может, их отпугнул холод, который очень явно чувствовался, может, темнота — ее слабо разгоняли мерцающие лампы. Я самой себе сейчас напоминала нечто среднее между Кентервильским привидением и тенью отца Гамлета, — и да, я до сих пор не могла поверить, что все это реальность. Но не мог же это быть сон — он не длится так долго.

Неужели неосторожно загаданное желание и впрямь воплотилось?

Я шла, не разбирая дороги, и как-то незаметно оказалась недалеко от капитанского мостика. Сейчас, в такой поздний час (а когда я выскользнула из каюты, часы показывали половину двенадцатого) члены экипажа сновали туда-сюда так же бодро, как и в первые часы отплытия «Титаника». Настроение, и без того упадническое, стало еще хуже: разве виноват экипаж корабля в том стечении обстоятельств, которое унесет жизни почти полутора тысяч человек? Разумеется, нет; и тем не менее, развернется целая кампания по поиску виноватых, и каждый настойчиво будет валить свою вину на другого — мне противно было читать все это. Вот кого надо бы отправить на этот корабль… Это кстати интересная мысль — почему отправили меня именно на борт, ведь спасти «Титаник» можно было и по-другому: просто позаботиться о достаточном количестве шлюпок! Но теперь думать об этом совершенно бесполезно — стоит поразмыслить, как убедить людей, управляющих кораблем, не развивать той скорости, о которой я читала.

Сейчас был первый вечер, а меня уже трясло — причем явно не от холода… Руки опустились в карманы плаща — точнее, сейчас этот тип верхней одежды зовется как-то иначе, но какая разница? В его кармане моя рука почувствовала холод металла; да, я еще в каюте нашла среди своих вещей красивый и явно дорогой портсигар — такая находка не могла не поднять настроение.

Я решила насладиться отсутствием закона о запрете курения в общественных местах, и поэтому выход на палубу преследовал еще и такую низменную цель. Впрочем, моя радость быстро угасла, ибо захватить спички я, конечно же, не догадалась, рассчитывая на тот прекрасный предмет, который еще не изобрели. Грустно стало на душе. Но уходить почему-то не хотелось — бесконечное небо над головой казалось сказочным, и более прекрасного пейзажа я в своей жизни еще не видела.

— Две вещи наполняют мою душу удивлением и благоговением — это звездное небо надо мной и нравственный закон во мне…

— Очень верные слова. И очень кстати, — тихий приятный голос заставил меня дернуться и слишком резко повернуться. Я совсем не заметила, как ко мне подошел незнакомый человек. Рассмотреть его лицо оказалось не так-то просто, но почему-то он вызывал доверие. Я немного расслабилась и перевела взгляд снова на небо, не сильно горя желанием поддерживать разговор.

— Простите, я не представился… — спохватился мой невидимый собеседник. — Мое имя — Томас Эндрюс.

— Алекс Бэйли, — машинально кивнула я, не веря, что рядом со мной сейчас стоит тот самый человек.

— Очень жаль, что вас не было за ужином. Надеюсь, вам уже лучше? — его голос звучал так вежливо и дружелюбно, что против воли располагал к себе.

— Да, благодарю вас, — а вот мой голос предательски сорвался в самый неподходящий момент.

Изо всех сил я старалась так откровенно не пялиться на стоящего рядом мужчину, но пересилить себя не удалось. Он почувствовал мой пристальный взгляд, и могу поклясться, что по его лицу скользнула тень улыбки. Его взгляд прошелся по моим рукам, которые еще сжимали портсигар и вытащенную из него сигарету. Не прошло и нескольких секунд, как чиркнула спичка, на несколько мгновений осветив палубу.

— Мистер Эндрюс… могу я задать вам один вопрос?

В голове их было явно больше, но нужно тщательно взвесить каждое слово. Это оказалось не очень легко. Мужчина тем временем кивнул, показывая, что он внимательно слушает.

— Если меньше пяти носовых отсеков получат повреждения, сможет ли «Титаник» плыть хотя бы какое-то время?

Повисла напряженная пауза. Очевидно, мистер Эндрюс сейчас размышлял не только над моим вопросом, но и над причинами, которые заставили меня его озвучить.

— Признаться, я удивлен, — наконец раздался голос мужчины. — Но я думаю, что да, сможет. Хотя, конечно, все зависит от величины повреждений.

Мне тяжело было вести разговор на подобную тему, тем более, я знала, человеку, спроектировавшему «Титаник», эта беседа не доставляла удовольствия.