Титан

Когда за год до этого был опубликован роман «Юность в огне», он стал общеамериканской сенсацией и, являясь лишь чуть завуалированной порнографией, разошелся тиражом в миллион экземпляров. Американские женщины только-только получили все права, и образ Лоры Харди, которая страстно полюбила, возжелала Бэка Рэндольфа, обращавшегося с ней, прямо скажем, не по-джентльменски, задел за живую струну. Лора Харди неистово цепляется за свою добродетель, но потом все равно отдается страсти. Именно это воспитывала джазовая эпоха, эпоха «смелой, лишенной условностей молодой женщины 20-х». Кульминационная сцена книги развивается в борделе под Хартфордом, куда Бэк пришел для того, чтобы снять сексуальное напряжение. Лора узнает о местонахождении Бэка, и ее охватывает благородное желание спасти любимого от «судьбы, которая хуже смерти». Бесстрашная девственница бросается в этот бордель, чтобы вытащить оттуда Бэка. Пьяный и раздетый Бэк шляется вокруг борделя, убивая время в обществе тамошних девочек и не в настроении выслушивать нотации Лоры. Завидев ее, он сначала жестоко унижает девушку, а потом пытается изнасиловать. Честь Лоры спасена лишь благодаря вмешательству одной из шлюх, у которой оказалось золотое сердце.

Для 1922 года это было круто. Именно поэтому «бордельная сцена», как ее назвали, стала гвоздем всей кинопостановки. Обычно Род с нетерпением ждал съемок в подобных сценах хотя бы потому, что это давало ему возможность показать перед камерой как можно больше своего обнаженного тела. Из тысяч и тысяч писем своих фэнов он знал, что именно этого от него ждут женщины. Однако в тот день, примчавшись к шести утра на киностудию в своей гигантской «гиспано-сюизе», он был как-то скован и терзался нехорошими предчувствиями.

Дело было в том, что до сих пор, несмотря на все сплетни, Род вел себя с партнершей по съемкам как истый джентльмен, а Эдвина вела себя как истая леди. Однако, когда нужно было целоваться с ней, Род чувствовал, что она возбуждается, и понимал, что это не просто актерская игра Род обладал слабым зрением, но был чванлив и не желал носить очки. В результате на съемочной площадке резкий свет прожекторов фирмы «Клиг», которыми тогда пользовались киностудии, почти полностью ослеплял его. Единственное, что он мог рассмотреть хорошо, были женщины, которых он целовал в крупных планах. А его широко раскрытые якобы от любви, а на самом деле от слабого зрения глаза только добавляли ему успеха. Держа в своих объятиях и целуя Эдвину, он чувствовал поднимающееся в себе сексуальное возбуждение, которое также не было просто игрой. Недавние постановления цензурного комитета предписывали ограничивать киношные поцелуи десятью футами пленки, но эти десять футов неизбежно получались знойными. День ото дня влечение Рода и Эдвины друг к другу возрастало, а ледяные взгляды, которые бросал в их сторону Ник Флеминг, вызывали на лбу Бэка Рэндольфа преждевременную испарину. Он считал, что у Ника хватит ума не пристреливать его. И все же он нисколько не сомневался, что бывший делец в области военного бизнеса с оружием на «ты». Род не хотел рисковать и потому решил и впредь на съемках оставаться джентльменом с Эдвиной.

Несмотря на его мрачные предчувствия, съемки знойной бордельной сцены прошли гладко. По их окончании Эдвина сказала Роду:

— Кстати, Ник просит тебя заскочить к нам домой, если сможешь.

— Конечно, а когда?

— Когда сможешь. Да хоть после съемок.

— Не знаешь, о чем пойдем разговор?

Она очаровательно улыбнулась.

— Понятия не имею. — И ушла в свою гримерную.

Род нервно подумал о пистолете Ника, но тут же попытался убедить себя в том, что опасаться нечего. Вел он себя очень прилично, как джентльмен.

Однако, подъехав к крыльцу этого большого испанского дома, он почувствовал, что тревога вновь вернулась к нему. Что-то ему здесь было не по себе. Успокаивая себя мыслью о том, что у него попросту разыгралось воображение, он вышел из машины, поднялся на крыльцо и позвонил.

Дверь открыла Эдвина. На ней был синий атласный домашний халат.

— У слуги сегодня выходной, — сказала она, улыбаясь. — Заходи.

Род прошел в большой холл с тяжелым светильником, свисавшим с потолка.

— Где Ник? — спросил он.

Эдвина закрыла за ним дверь.

— В Санта-Барбаре, — ответила она. — По поводу виноградника, который он купил. До завтра не вернется.

Лицо Рода изумленно вытянулось.

— Что за шутки?

— Миссис Драммонд взяла детей на празднование дня рождения у соседей, а слуг я отпустила отдыхать. Кроме нас тут никого нет.

Испарина выступила у Рода на лбу.

— Послушай, Эдвина, мне кажется, что ты затеяла что-то не то…

Она подошла к нему и накрыла его рот рукой.

— Я люблю своего мужа и никогда ему не изменяла. Но эти любовные сцепы с тобой сводят меня с ума. Я хочу сделать это раз. Только один раз. Чтобы успокоиться в отношении тебя. Никто никогда не узнает.

— Никто никогда не занимался этим один раз…

— Я буду первой. Поверь мне и не заставляй упрашивать тебя.

И снова он подумал о пистолете Флеминга. Потом вздохнул.