Читаем Тишайший (сборник) полностью

– За два сорок отдашь? Ну, за два с полтинником. Только с корзиной.

Да, это был связной из Духова монастыря. Пани, чтоб не вызвать подозрения у соседей-торговцев, подумала и засмеялась:

– Ладно, монашек! Бери с корзиной. Постояла бы за цену, да недосуг мне нынче, домой спешу.

Получила деньги, отдала корзину и, на зависть торгашам, отправилась с базара веселой своей походкой. Монах, не выпуская ее из виду, шел следом, в отдалении. Выглядел ее дом, исчез.

Дома Пани ждал счастливый Донат.

– Иду в поход! – крикнул он ей, едва она переступила порог.

– В какой поход? – испугалась Пани.

– В самый настоящий! К городу Острову! С тремя сотнями посаженных на коней стрельцов. И знаешь, кто воеводой? Я! Пани, под моей рукой три сотни!

Донат был в счастливой лихорадке. Знал бы. Она высвободилась из объятий Доната, оглядела с ног до головы.

– Ты что так смотришь на меня? – удивился он.

– Хочу поглядеть на будущего великого полководца.

– Ах, Пани! Я счастлив! Я разобью любого врага. Пусть у него будет сил вдесятеро против моих.

– Мой рыцарь, я тоже счастлива твоим счастьем, хотя мне горько отпускать тебя в поход, где будет война, смерть.

– Пани, я заколдован от пуль и сабель! Готовь мне дорожную суму.

– Повинуюсь, рыцарь мой.

Она еще раз окинула его оценивающим взглядом и ушла. Вернулась очень скоро, но не с дорожной сумой, а с дорогим, расшитым серебром кафтаном, с дорогой щеголеватой шапочкой с пером.

– Примерь. Я хочу, чтобы мой воевода выглядел по-воеводски.

В глазах у Доната мелькнула радость, но радость затмил вопрос, и Пани не стала дожидаться его:

– Ведь мой брат купец! Ему и кафтанами приходилось торговать. Я дарю тебе это платье. Не возражай! Мой брат был бы счастлив, если бы ты принял этот подарок.

Донат расцеловал Пани.

Скоро все было готово в дорогу.

Сидели за праздничным столом.

– Скажи, Пани, – спросил Донат, – а твой брат тоже служит Ордину-Нащокину?

– Нет, – ответила она твердо. – Он, конечно, знает о моей службе, но сам он свободный купец. – Горько усмехнулась.

– Тебе не нравятся купцы?

– Ему пришлось быть купцом, как мне пришлось служить Ордину-Нащокину. Мы шляхтичи. Нас разорила война и страшный Хмельницкий. Мы потеряли все земли, кроме крошечного поместья в Польше. У нас красивое озеро. На берегу дом, а вокруг дубы. Когда дождь, кажется, что тысячи барабанщиков бьют в маленькие барабаны…

Донат слушал рассеянно. Он весь был в своем походе. Пани заметила это и умолкла. Спросила вдруг:

– А Гаврила-то ваш каков? Умен?

– Не дурак.

– Писать-то хоть умеет?

– Пишет не хуже писарей. Смотри!

Достал грамоту, в которой говорилось, что Донат Емельянов назначается воеводой в поход против опочкинского воеводы Татищева. Пани так и впилась глазами в подпись Гаврилы.

Во Всегородней избе Гаврила Демидов с Прокофием Козой и Томилой Слепым обсуждали в последний раз план похода к Острову. Доната на этот совет не позвали. Он был с отрядом, проверял снаряжение, получал припасы у Мошницына.

В это время и явился во Всегороднюю избу высокий рыжий монах, спросил Гаврилу и потребовал свидания с глазу на глаз.

– У меня от людей, что сидят здесь, никаких секретов нет, – отрезал Гаврила, – хочешь – говори при них, не можешь – уходи.

Монах подумал и остался.

Разорвал полу рясы, достал письмо, положил перед старостой.

– «Псковскому старосте Гавриле Демидову от сына царя и великого князя Василия Шуйского Тимофея Великопермского, у которого бояре Романовы хитростью украли престол», – прочитал вслух Гаврила.

– А ну-ка, чего там? – В глазах Томилы играло любопытство.

Прошка Коза сидел нахмурясь, силился понять, что это за Тимофей Великопермский и откуда он взялся.

Лицо рыжего монаха было скучным. Он сделал свое дело: письмо доставил, теперь если не побьют, то наградят, ну а с Тимошки уже наперед получено.

Тимофей Великопермский предлагал Пскову свое посредничество на Западе, обещал купить, если Псков пришлет деньги, тысячу наемников и с этой тысячью прийти и разбить Хованского. А потом – на Москву, чтобы занять престол. В том ему помогут верные друзья: Богдан Хмельницкий, шведская королева Кристина, герцог Бранденбургский и венгерский князь Ракоци.

– Всех в кучу свалил, – усмехнулся Гаврила и посмотрел на монаха. – Передай Тимошке, мы знаем, что он самозванец. Передай ему, вору, что у Пскова чистое дело. Пусть за нас грязными лапами не хватается.

– Погоди! – остановил его Томила. – Это дело не простое. Прежде чем ответить, надо подумать. Ступай, монах. За ответом придешь через неделю.

Монах послушно удалился.

– Какой же ты ответ собираешься дать вору Тимошке? – крикнул Гаврила в сердцах.

– Какой сообща надумаем, такой и дадим, – спокойно ответил Томила, – помощью не нам разбрасываться. Скажи, сможем ли своими силами одолеть Хованского?

Гаврила поглядел на Прокофия Козу:

– Скажи, Прошка, по чести, сможем побить Хованского?

– Сможем! – Коза, как всегда, вскочил на ноги.

– Сиди, – остановил его Томила, – тут ведь дворян да попов нынче нет, одни думаем. И не кричи. Дело у нас тихое.

– Сможем, говорю!.. Но…

– Что «но»? – впился глазами в стрельца Гаврила.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великая судьба России

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза