— Да, отец, — и Элинор принялась пересказывать ему то, что она услышала от Исабель, опустив разве что грубые намеки той и смягчив наиболее резкие выражения. О сне же и вовсе не сказала ни слова.
— Если угодно знать, что я думаю, — произнес Томас, когда она замолчала, — у жены сэра Джеффри был прекрасный повод убить лорда Генри.
Адам покачал головой.
— Я никогда не одобрял того выбора, который мой друг сделал, женившись во второй раз, — если эта шлюха вообще может называться его женой, учитывая, что Генри первым познал ее. Сейчас ярость от того, как она поступила с порядочным человеком, еще больше мешает мне рассуждать здраво.
Элинор прикусила язык. То, с какой легкостью отец назвал насилие и надругательство мягким словом «первым познал», больно ранило ее женское сердце, но сейчас было не время спорить об этом. Гораздо более важным казалось, чтобы он с ясным умом выслушал брата Томаса, что тот обнаружил, осмотрев тело Генри. Ему и так вряд ли понравится, что она нашла способ обойти его запрет, когда он не велел сестре Анне делать то же самое. Теперь она боялась, что его неудовольствие от того, что Томас это проделал, помешает ему по достоинству оценить важность его находок. Поэтому она поглубже спрятала свое раздражение.
— Как мне преодолеть омерзение к этому ее отвратительному обману, — продолжал барон, — и что я скажу сэру Джеффри, то и другое мне еще предстоит решить, когда я остыну и ко мне вернется способность мыслить. Но, несмотря на это, даже сейчас, когда я с удовольствием согласился бы с возможностью обвинить ее в этом убийстве, признаюсь, я не готов заключить, что женщина могла совершить подобное. — Адам перевел взгляд на Томаса: — Если бы она захватила его врасплох, она, положим, могла бы ранить его. Но нанести глубокий, а тем более смертельный удар… Не могу представить себе, как она сумела его сразить. Разве что исподтишка. Обследование тела, конечно, могло бы что-то прояснить.
— Брат Томас уже обследовал тело Генри, милорд, — вставила Элинор. Она затруднилась бы сказать, был ли гнев в устремленном на нее удивленном взгляде, но ей хватило ума не торопиться торжествовать над отцом.
— Вот как, — наконец сказал он сдержанным тоном, и в этой сдержанности чувствовалась явная угроза, — и что, этот наблюдательный муж разбирается в ранах, нанесенных оружием?
— Могу я свидетельствовать в пользу брата Томаса, милорд? — поспешила вмешаться сестра Анна.
В ответ барон улыбнулся довольно мрачно.
— Кто вам запрещает?
— Брат Томас регулярно помогает мне в монастырской больнице. Нам нередко приходится врачевать ножевые раны, когда деревенские жители выпьют лишку или вдруг обнаружат, что одна и та же дама дарит их своей благосклонностью.
Адам откинулся на спинку стула, переводя взгляд с одной монахини на другую. Выражение его лица при этом было трудно разгадать. Наконец он сказал:
— Я, сестра Анна, уважаю как ваше искусство, так и привычку открыто говорить то, что думаешь. Когда я отклонил просьбу дочери, спрашивавшей для вас позволения обследовать труп, я поступил так из уважения к требованию своего сраженного горем друга, а не потому, что хотел вас обидеть.
— Ваш запрет нисколько не обидел меня, милорд.
— И вы отнеслись к нему с большим уважением, чем моя родная дочь. — Он бросил взгляд в сторону настоятельницы: — Однако твой обходной маневр, Элинор, принес свои плоды. Я готов воздать тебе должное за это, равно как и за решение, которое, может статься, одновременно самое справедливое и самое полезное. Хотя я сам имею гораздо больший опыт в таких делах, чем сестра Анна или брат Томас, опыт, полученный мной на полях сражений, я не могу смотреть на тело Генри беспристрастно. В конце концов, ведь это у моего сына был зажат в руке окровавленный ноле. Но, ни сэр Джеффри, ни кто-либо из его людей тоже не обладают здесь необходимой объективностью, потому что это его сын убит. В то же время ни он, ни я не можем возложить груз беспристрастного суждения ни на кого из наших верных слуг, поскольку людям свойственно сначала оглядываться на господина, а уже потом — на факты.
Элинор вздохнула с облегчением.
Барон повернулся к Томасу.
— Получается, у нас нет иного выхода, как довериться вам — человеку, который по-настоящему подчиняется единственно Богу, — и надеяться, что вы сообщите нам свое объективное и сведущее мнение, пока разложение еще не успело тронуть тело, раньше, чем утихнет буря и сюда пожалует шериф.
— Да явит нам Господь Свою милость, и пусть этот снегопад не перестает, — еле слышно выдохнула Элинор.
— Итак, брат, что же вы нашли? — Барон отпил вина и нервно принялся постукивать костяшками пальцев снизу по столешнице.
— Генри нанесли несколько ударов ножом, а еще царапины — на лице и под левой рукой, но самая глубокая рана пришлась в спину, — сказал Томас, после чего приступил к подробному описанию каждой из ран.
Адам задумчиво покачал головой.