Тинко

— Матушка Краске, послушайте меня… Эрнст очень скучает по вас. Говорит, чтобы вы к нам перебирались, и насовсем. В ваши-то годы вы себе уж другую жизнь заслужили. Так он и сказал.

Бабушка всплескивает руками:

— Бог ты мой! А что же тут-то будет?..

Больше ей не удается вымолвить ни слова. Дедушка слышал все, что сказала фрау Клари.

— Вот еще польские моды! И мать хочет сманить! Где это видано? Скотина, стало быть, пусть с голоду подыхает? А я, хозяин, в грязи сиди?.. Пошла, пошла отсюда, гусыня ты польская!

И дедушка, расставив руки, выгоняет фрау Клари из кухни, словно птицу, напачкавшую на полу. Затем хватает сверток и перекидывает его через голову фрау Клари прямо в сени. Бабушка тихо плачет, закрыв лицо фартуком. А я тоже рад, что фрау Клари ушла. Она нашу бабушку хотела сманить. А мне что тут, одному с дедушкой оставаться, да? Кто бы нам тогда обед варил? Кто постель стелил?..

Стефани не пришла в школу. Заболела разве? Нет, она не заболела: у них сегодня свадьба.

Хорошо на свадьбе! Дети несут за невестой шлейф, и пирогов столько, что и не съешь ни за что!

— А ты пойдешь на свадьбу, Тинко?

— Нет у меня никакой свадьбы!

— Да ведь твоего отца женят!

— Ах, этого-то…

Сразу же после уроков мы несемся в деревню. Ранцы так и погромыхивают. Айда на свадьбу! Сбор во дворе у маленького Кубашка. У них в сенях стоит столярный верстак и много-много всякого инструмента.

— Тащи сюда бобовые тычины! — приказывает большой Шурихт.

Маленький Кубашк приносит длинные тычины. Из них и всех веревочных запасов, какие есть в карманах, мы строим загородку: две палки, а сверху привязаны веревки.

— А что мы повесим на веревки? Цветов-то уже нет.

— Найдем что-нибудь! — Большой Шурихт всегда все знает.

Он гонит маленького Кубашка в дом. Пусть, мол, достанет из комода разноцветных ленточек. Маленький Кубашк приносит несколько зеленых и красных шарфов старого союза велосипедистов «Солидарность». Он прихватил также две пары розовых штанишек своей сестры.

— Штаны-то нельзя, наверно, — сомневается Зепп Вурм.

— Ничего, наверху на веревке их ветром надует, они и будут как шары. Молодые рассмеются и нам больше денег дадут, — решает большой Шурихт.

Мы привязываем штаны к веревкам. Ребята достали еще смешную шапочку и кусочек марли. Привязав все как следует, мы шагаем к церкви.

— Где карета молодых?

— У них нет кареты. Их Фелко на волах отвез.

— А где волы?

— Вол с навозной тележкой поплелся на погост, могилы там объедает.

Мне неприятно, что ребята так издеваются над свадьбой фрау Клари, хотя эта женщина и хотела сманить у нас бабушку.

— Да нет, они без кареты женятся, им ведь близко, — говорит маленький Шурихт.

— Далеко там или близко, а настоящая свадьба без кареты не бывает, а то еще невестин шлейф в грязь затопчут.

— А Кэте Новкес вышла замуж без всякого шлейфа и без кареты. Вот вам!

— Да она все делает не так, как надо. У нее и ребеночек без отца родился.

Маленький Кубашк протискивается вперед и показывает большому Шурихту, как он станет собирать деньги, которые будут бросать свадебные гости. Он быстро нагибается и обеими руками срывает пучки посеревшей травы. Траву он запихивает себе в карманы.

— Нет, не так! — поправляет его большой Шурихт. — Нельзя деньги в карман прятать. Ты должен всем показать, сколько ты набрал. Надо по-честному.

— А по мне, пусть в карман кладет, — говорит маленький Шурихт. — Но когда мы будем подсчитывать выручку, мы его заставим сделать стойку. Все деньги из него и высыплются.

Мы и не замечаем, как к нам на высоких каблучках подходит дочка пастора.

— Вы что тут делаете?

— Не видишь разве? Поджидаем свадебный поезд, — говорит большой Шурихт, пренебрежительно скривив рот.

— Господин пастор просит не устраивать здесь такого шума. Господин пастор работает над воскресной проповедью.

— А кто же тогда благословляет молодых? — спрашивает большой Шурихт.

— Серость-грубость! Не лезь, когда тебя не спрашивают! Господин пастор таких молодых не благословляет. Они язычники.

— Чего врешь? Язычники только в Африке бывают. Они совсем черные.

Девушка кривит рот. Она не знает, правда это или нет.

— Ступайте по домам, только тихо, не смейте шуметь! — заявляет она и, пританцовывая на своих каблучках, удаляется.

— Ну и хороша у вас семейка, Тинко! — говорит большой Шурихт.

— А я виноват, что мы язычники?

— Знаешь, как здорово, когда язычники! Я уж давно хотел стать язычником. У-у-у, какие они страшные! — Большой Шурихт скалит зубы и рычит.

Кто-то объясняет, что язычники только в загсе регистрируются. Значит, нам надо перехватить свадебный поезд, когда он будет возвращаться из хорндорфского загса. В Мэрцбахе загса нет. Таких людей вообще мало, которые хотели бы работать в загсе: не всякому охота сперва женить людей, а потом отвечать, когда они друг с другом переругаются.

— Ничего подобного! Просто, кто работает в загсе, тот очень мало получает, — заявляет Белый Клаушке.

— Кто это сказал?

— Отец сказал. Если бы там больше платили, он давно бы ушел из кооператива и стал бы работать в загсе.