Тинкер

Но маленькие семена страха, сомнения и тревоги прорастали, сплетаясь в дикий, темный клубок. Она стала ключевой фигурой, но в чем? Что должно произойти? От провидицы нельзя было добиться ничего, кроме каких-то зашифрованных предупреждений. В какой-то момент все будет зависеть только от нее. Ее охватывал неизъяснимый ужас при мысли о том, что ей в одиночку придется противостоять целой толпе они, при этом у нее не будет с собой даже ноутбука!

А что, если королева никогда не позволит ей вернуться в Питтсбург? Ведь Душевная Амбра может настоять на том, чтобы ключевая фигура осталась в Аум Ренау или даже отправилась с ней на восток. Ветроволк говорил Тинкер, что просит разрешения ежедневно, но, может быть, он ее обманывал? Ее окружали такая роскошь и красота, что казалось совершенной глупостью тосковать по убогому, наполовину заброшенному городу из бетона и стали. Но она скучала по компьютерам, инструментам и ховербайку. Она жалела о том, что не может позвонить Масленке, успокоить его и узнать, как идут дела. И еще ей отчаянно хотелось побеседовать с Лейн: с тех пор как умер дедушка, ксенобиолог стала для нее лоцманом в море житейских трудностей. Лейн могла подсказать ей, что делать, и тогда все стало бы на свои места.

— Доми, — Пони присел у ее ног. — Сефада знают, что вы грустите, и предлагают вам прийти к ним и помочь делать фалотики. Делать их очень просто, и сефада обещают как следует проследить, чтобы они не подгорели. А потом вы украсите их яркой глазурью.

— Да? — Голос Тинкер дрогнул, и глаза затуманились — их даже пришлось протереть. — Да, конечно. — И добавила, чтобы Пони перестал волноваться: — Наверное, это занятно.

Что ж, благодаря ее решительному настрою, это и вправду было занятно.

Ветроволк вошел в кухню, когда она уже занималась глазурью. Противень с маленькими квадратными фалотиками напомнил Тинкер периодическую таблицу элементов, поэтому она расставила пирожные в классическом порядке и теперь рисовала на каждом символ соответствующего элемента. Она добралась уже до радия. В настоящий момент, закончив рассказывать кухаркам о его радиоактивных свойствах, она декламировала:

Шутник Вилли, мой приятель,

Бабке в чай подсыпал радий.

Дедка счастлив, хоть кричи:

Бабка светится в ночи.

— Дома! — воскликнула тут Лимонное Семечко, старшая кухарка.

Тинкер подняла голову и увидела, что Ветроволк стоит у дверного косяка и улыбается.

— Похоже, у нас какая-то радость?

— Королева говорит, что завтра утром мы можем ехать в Питтсбург.

Тинкер завизжала от радости и бросилась к Ветроволку. Он подхватил ее на руки, и она стала целовать его, не сразу сообразив, что испачкала его мукой, а по ее лицу текут слезы.

— О боги, я, кажется, закричала, да? Ох, как это глупо. Я ведь не из тех, кто визжит.

— Нет, — согласился Ветроволк, и они соприкоснулись лбами. — Ты не из тех, кто визжит.

— Она и в самом деле отпускает меня домой? — По его глазам она поняла, что ее слова причинили ему боль, и поправилась: — Я имею в виду, в Питтсбург?

— Да. С некоторыми условиями.

— С условиями? — Звучит неприятно. — Ну-ка, опусти меня, я помою руки.

— Королева обеспокоена. — Ветроволк замолк, явно выискивая максимально деликатный способ изложения. — Она считает тебя ребенком, а твое восприятие вселенной — детским. — Тинкер шумно фыркнула. — Нет, она не говорит, что ты незрелая, — поспешно добавил он. — Просто к тому времени, как эльф достигает совершеннолетия, он уже сотню лет погружен в нашу культуру, что не всегда однозначно хорошо, но зато учит его, как жить долгие тысячелетия. Ты едва-едва говоришь на высоком языке и вряд ли сможешь выучить его или овладеть другими необходимыми тебе навыками, если будешь постоянно жить среди людей.

Она застыла, опустив руки в воду.

— Что? Что это значит? Я не могу поехать домой? Но ты только что сказал… Так я остаюсь в Питтсбурге или… Или это просто визит?

— Это не визит, но в твоем образе жизни должны будут произойти некоторые изменения.

— Что это значит, черт побери?

— Мы закрыли наши коридоры в стране, которая была столь же пасторальной, как наша. Голландия была тогда сверхдержавой, латынь — языком ученых, а стиральный агрегат, который ты называешь «доисторическим», показался бы чудом передовой технологии. — Ветроволк вынул ее руки из воды и досуха вытер их полотенцем. — Большинство эльфов здесь, в Аум Ренау, здравствовали во времена вашего Средневековья. Многие видели падение Рима. Есть даже те, кто застал расцвет египтян.

Она вскрикнула, потому что ее словно придавило тяжестью стольких веков.

— Правда?

— Лимонному Семечку более девяти тысяч лет.

Тинкер оглянулась на добродушную сефада, которая на вид казалась не старше Лейн.

— Девять тысяч?

— Пойми, согласно природе людей и эльфов, ворота закроются, пока ты жива, — сказал Ветроволк. — Сейчас ты находишься под протекцией королевы. Никто не смеет оскорбить тебя или вызвать на дуэль. Но такое положение не может длиться бесконечно. То, что прощается ребенку, не прощается взрослому. Тебе надо научиться жить с нами — твоим народом.