— Отстал, Юрка, отстал! — крикнул Румянцев. — Советую тебе срочно овладеть хотя бы азбукой танцев, а то видишь, какие у Риты партнеры!
— Избаловали вас там, в спецшколе, — еще мрачнее сказал Клок и полез в карман за папиросами.
В комнату, неся перед собой посуду, вошла Вера в пестром фартуке поверх василькового костюмчика. Следом с ножами и вилками семенил организатор вечеринки Лева Гербин. Замыкал шествие с торжественно поднятой вазой румяных яблок тамада. Увидев танцующего Тимура, Вера остановилась, и стопка тарелок в ее руках угрожающе скособочилась. Тамада оказался начеку:
— Румянцев, останови «Рио-Риту»! А то Вера сейчас переколотит сервизные тарелки.
Все поняли и засмеялись. Музыка оборвалась, и Тимур подвел Риту к Юрию — тот раскуривал папиросу и выпускал струйки дыма в открытую форточку.
— Юра, учти Николая совет! — подмигнул Тимур. Он быстро подошел к Вере и стал помогать расставлять тарелки, то и дело поглядывая на нее.
— А я и не знала, что ты так мило танцуешь… Передвинь вон ту тарелку с угла — на углу не сидят… Где ж ты и когда научился таким головокружительным па? Нет, честное слово, мило.
Он пропустил мимо ушей колкий комплимент и на мгновение коснулся ее руки.
— Здравствуй, Вера! Ты стала неуловима: я сегодня надоел звонками твоим домашним, но так и не поймал тебя.
— Значит, все же звонил ты… А я не поверила.
Подошел Гербин и поторопил:
— Тим, не мешай нам работать. Пошли, Вера.
Тимур увязался следом, а она тихо-тихо спросила:
— Вспомни, когда мы в последний раз виделись?
— А и верно, месяц, пожалуй, пролетел. Но какой это был месяц! Решилась моя судьба, Вера!
— Слыхала, что решилась. Радуешься?
— Не навсегда же уезжаю. — В темном коридоре придержал ее руку. — А тебя поздравляю с окончанием школы… — И, склонившись, по-мальчишески неловко ткнулся губами в ее лицо.
И хотя Гербин, шедший впереди, скрылся за дверью, Вера отшатнулась и шепнула испуганно:
— Сумасшедший!
А когда стол был накрыт, Гербин схватил бутылку шампанского и протянул ее Олегу:
— Тамада, распорядись!
Потянулись рюмки, и в них через край полилось вино. Тамада, замаливая свою оплошность, продекламировал заранее заготовленный тост:
— Старые школьные и спецшкольные товарищи! Перед тем как разойтись нам по разным дорогам, мы собрались здесь сегодня все вместе. Давайте не забывать, что доброе братство лучше всякого богатства. Будем хранить дружбу! За нашу первую серьезную победу, за полученное среднее образование…
— Олег… выдыхается! — вклинился трагический шепот Вадима в застольную речь.
— Наш Баранцевич — прирожденный оратор! — возразил Румянцев, — Никогда не выдохнется.
— Да нет же — шампанское выдыхается!
— А я кончил!
Порывисто встал Жора Райцев и, поблескивая очками, крикнул:
— За счастливое вступление в большую жизнь!
Тимур нагнулся к Вере и сказал:
— За твою большую жизнь. Или лучше так: за нашу… Согласна?
Вера зажмурилась и, не веря услышанному, еще раз пригубила рюмку. А за столом сразу стало шумно, как в школе на перемене. Начали наперебой вспоминать прошлое — и самые забавные школьные истории, и былых учителей, и пионерские костры с песнями.
— Давайте споем! — предложила Лара. — Вадька, хватит тебе жевать, будем петь!
— Согласен. — И затянул, фальшивя: — В далекий край товарищ улета-ает…
Тамада постучал вилкой о пустую бутылку.
— Предлагаю «Катюшу»!
— А я предлагаю «Орленка»! — воскликнула Вера и, порывисто поднявшись, пошла к патефону. Перелистав тяжелый альбом, вытащила и поставила пластинку.
Задушевный голос певца затянул:
Примолкли, застыли в разных позах. Прослушав песню до конца, снова завели патефон, но теперь дружно подхватили:
Песня затихла. Рита не дала затянуться паузе, сказала неожиданно:
— Мальчишки, мы хотим, чтобы и вами гордилась страна.
Райцев снял очки, протер их салфеткой и близоруким взглядом окинул товарищей. Заговорил тихо, вдумчиво:
— Рита, на твои слова надо реагировать. Попытаюсь сказать что-нибудь путное, хотя именно мне сейчас отвечать тяжелее всего. За нашим столом тринадцать друзей — девять юношей и четыре девушки. Девушки, как известно, все поступают в институт, а восемь ребят связывают свою судьбу с армией — одни сразу же, другие в недалеком будущем по призыву. И только один из девяти — это я… — Райцев старательно заправил дужки очков за пунцовые уши. — Только я лишен возможности стать в армейский строй. Но я твердо убежден в том, что «если завтра война, если завтра в поход», то и для меня, очкарика, найдется место в вашем, ребята, строю. Об этом я не перестаю думать, когда слушаю радио и читаю в газетах о падении Парижа. И потому я заявляю от имени нашей девятки вам, дорогие наши девчата, что страна будет гордиться нами так же, как, уверен, и вами.