Затем боль охватила ее и начала рвать, как огромный, бешеный зверь. Она наклонилась и плотно обняла себя руками. Она издавала слабые, короткие стоны каждый раз, когда боль, как острый нож пронзала ее все чаще и чаще, пока не осталось ничего, кроме боли. Прошла целая вечность, пока боль немного утихла. Казалось, что-то сидело у нее на груди и выдавливало воздух их легких, не давая возможности вздохнуть. Все было совершенно мокрым. Белое теннисное платье промокло от пота, лицо залито слезами, сиденье кресла мочой, которую было не удержать в моменты особо острых приступов. Всхлипывая и хватая воздух синими губами, она села и молилась, чтобы Рон зашел домой, прежде чем идти в «Прибрежный». Телефон в холле был от нее на расстоянии световых лет и абсолютно недосягаем.
Было семь часов, когда Рон и Тим вошли в заднюю дверь дома на Серф Стрит. Стояла странная тишина, кухонный стол был пуст и запаха приготовленной пищи не ощущалось.
— Привет, где ты, мать? — жизнерадостно воскликнул Рон, когда они вошли в кухню. — Эс, дорогая, где же ты? — позвал он. Затем пожал плечами: — Должно быть, осталась в своем клубе еще на пару сэтов, — сказал он.
Пока Рон зажигал свет в кухне и столовой, Тим прошел в гостиную. Оттуда послышался ужасный крик. Рон уронил чайник, который держал в руках, и с бьющимся сердцем бросился в гостиную. Тим стоял и плакал, ломая руки и глядя на мать, которая лежала в кресле, странно неподвижная, со сжатыми в кулаки руками.
— Боже!
Слезы брызнули из глаз Рона. Он подошел к креслу и склонился над женой, протянув дрожащую руку. Кожа ее была теплой. Едва веря своим глазам, он увидел, что грудь медленно поднимается и опускается. Он встал.
— Тим, не плачь, — сказал он. Зубы его стучали. — Я позвоню доктору Перкинсу и Дони, затем вернусь. Ты останься здесь. Если мама что-нибудь сделает, не кричи. Хорошо, дружок?
Доктор Перкинс был дома, ужинал. Он сказал, что вызовет скорую помощь и встретит их прямо в госпитале принца Уэльского. Вытирая слезы тыльной стороной ладони, Рон набрал номер Дони.
Ответил Мик. В голосе его сквозило нетерпение. Это был час обеда и он терпеть не мог, когда его беспокоили в это время.
— Послушайте, Мик, это Рон, — сказал Рон, четко произнося слова. — Пожалуйста, не пугайте Дони, но дело касается ее матери. Думаю, у нее был сердечный приступ, только я не уверен. Мы увозим ее в отделение срочной помощи немедленно, так что приезжать сюда нет смысла. Лучше всего, чтобы вы и Дони встретили нас в госпитале как можно скорее.
— Я очень сожалею, Рон, — бормотал Мик.
— Конечно, Дони и я приедем немедленно. Постарайтесь не волноваться.
Когда Рон вернулся в гостиную, Тим все еще стоял и смотрел на мать, безутешно плача. Она так и не пошевелилась. Не зная, что делать, Рон обнял сына за плечи и прижал к себе.
— Ну, не плачь, Тим, мой мальчик, — сказал он тихо. — С мамой все в порядке, сейчас приедет скорая помощь и мы увезем ее в госпиталь. Они ее вылечат. Ты должен быть хорошим мальчиком, веди себя спокойно ради мамы. Ей не понравится, если она проснется и увидит, что ты стоишь и воешь, как глупое дитя.
Шмыгая носом и икая, Тим пытался перестать плакать в то время, как его отец подошел к креслу Эсме и встал на колени. Он взял ее сжатые кулаки и попытался сложить их на коленях.
— Эс! — позвал он. Лицо его выглядело старым и морщинистым. — Эс, любимая, ты слышишь меня? Это Рон, любимая, это Рон!
Лицо ее было серым и осунувшимся, но глаза открылись. Они осветились, когда она увидела Рона, Эсме благодарно пожала ему руку.
— Рон… привет, я рада, что ты пришел домой… где Тим?
— Он здесь, любимая. Не беспокойся о Тиме, и, вообще успокойся. Скорая помощь сейчас придет и мы увезем тебя в госпиталь. Как ты себя чувствуешь?
— Как будто… меня… драли звери… О, Боже, Рон, … какая боль… ужасно… Кресло мокрое…
— Не думай ты об этой чертовой мебели, Эс, это же пустяки, — он пытался улыбнуться, но лицо его исказилось. Он больше не мог себя контролировать и расплакался. — О, Эс, с тобой ничего не должно случиться, ты этого не допустишь, любимая! О, Боже, что я буду делать без тебя? Крепись, Эс, крепись, пока мы везем тебя в госпиталь!
— Я… я подержусь… не могу… оставить Тима… совсем одного… Не могу оставить Тима одного…
Через пять минут, после того, как Рон позвонил доктору Перкинсу, скорая помощь была у дверей дома. Рон попросил их подъехать к задним дверям, так как к парадной двери вело двадцать пять ступеней, а к задней — ни одной. На скорой помощи работали спокойные и приветливые люди, хорошо подготовленные профессионалы, и Рон, как и другие жители окраин Сиднея, доверял им полностью. Решение доктора Перкинса встретить их в госпитале не вызывало у него сомнений. Они быстро осмотрели Эс и положили ее на носилки. Рон и Тим последовали за медиками, одетыми в голубую форму, чувствуя себя лишними и бесполезными.
Рон посадил Тима впереди, а сам сел с другими сзади.
Один из медиков надел пластиковую маску на рот Эс и подключил ее к кислородному баллону, затем положил руку ей на пульс.