Тим

Катер, от чего-то уходя, завалился на правый борт, но манёвр не спас. Услышал барабанную дробь, будто по листу железа с короткими интервалами били чем-то тяжёлым. Левый борт прошило одновременно в нескольких местах и взорвалось в отсеке. Глаз уловил серию вспышек, брызнувшие во всех направлениях искры и дикий, полный боли рёв десятков глоток заставил вжаться в кресло.

Стоны, проклятия, предсмертные всхлипы и свист ветра забили уши, в салоне воняло чем-то настолько мерзким, что слипались глаза.

Взгляд Тима, скользивший по перекошенным лицам, остановился на офицере. Тот, словно в замедленной съёмке, опускался на колени. Одна рука свисает вдоль туловища, вторая мёртвой хваткой вцепилась в ложемент кресла. Из рваных, величиной с кулак дыр в костюме курится дымок, вместо головы месиво. Белоснежные осколки разбитого черепа, отдающие красным в свете мигавшей консоли, казались чем-то неестественным.

Бессмысленно пялясь на размозжённую голову, Тим поплыл. Его больше не трогали крики и стоны, мольбы о помощи и разорванные люди. Разум отрешился от происходящего, и лишь глаза безразлично смотрели на страшное месиво.

Пилот же отчаянно боролся за их жизни. На очередном вираже мёртвые пальцы офицера наконец разжались, и тело нехотя сползло под ноги.

Что послужило катализатором, не понял сам, но едва тело офицера выпало из поля зрения, в уши ворвались звуки, в голову — ясность. Ступор сняло как рукой, а вместо него навалился такой страх, что спёрло дыхание. Адреналин разбавил кровь, сердце зашлось в сумасшедшем ритме. Мёртвой хваткой вцепившись в подлокотники, Тим зажмурил глаза.

С консоли пилота сорвался тревожный, предупреждающий о чём-то сигнал. Короткий и прерывистый, повторяющийся каждые полсекунды, раздражающий настолько, что перебил все остальные звуки. Частота сигнала нарастала, интервалы между каждым всплеском режущего слух звука сокращались, пока не исчезли совсем, и отсек забил бесперебойный визг.

Открыл глаза, посмотрел на пилота и зажмурился снова. В сознании ещё мерк скукоженный, с вжатой в плечи головой его образ, когда звук достиг наивысшей тональности и буквально застыл.

В тот же миг сзади полыхнуло, дикий грохот едва не разорвал перепонки. Встряхнуло так, что клацнули зубы, в лицо ударило пламя. Оно прошлось по отсеку, но уже в следующий миг было выбито мощным потоком ледяного ветра.

Глаза всё ещё закрыты, и появившийся невесть откуда ярчайший свет никак не дает их открыть. В ушах вата, лицо жжёт так, словно на нём развели костёр, звуки, хоть и с большим трудом, но всё же пробивались, и то, что слышал, ему не нравилось. Дикий истошный вопль, полный нечеловеческой боли, с трудом пробивался сквозь грохот сбоящих двигателей и рёв ветра.

С трудом разлепив веки, понял, что яркий свет бьёт откуда-то сзади. Лишь проморгавшись, смог рассмотреть, что задняя откидная стена катера просто вырвана, а в зияющую во всю ширину катера брешь вылетают человеческие тела.

Тех, кто сидел в проходах ближе к корме, в пробоину вышибло сразу. Размещённые в носовой части пока держались. Катер потерял управление и, падая, крутился вокруг оси. Перевалившись через подлокотник, до хруста вывернув шею, Тим смотрел в пробоину. Там спустя каждые несколько секунд мелькания облаков в небесной желтизне на мгновение проскакивал далёкий размытый силуэт городской застройки, и всё начиналось по новой. Катер раскручивало всё сильнее. При каждом новом обороте, не совладав с центробежной силой, кто-то из пехотинцев, не удержавшись, с криком вылетал сквозь пробоину.

Отвернувшись, наткнулся взглядом на сержанта. Лицо — обожжённая, почерневшая маска, сплавленные ресницы и брови, глаза закрыты. Сержант вцепился в подлокотник его кресла, с силой придавив к нему руку Тима. Он что-то кричал, но сквозь вату в ушах, рёв ветра и грохот двигателей Тим ничего не мог разобрать. Он чувствовал, что хватка сержанта слабеет, и стремясь его удержать, правой рукой схватил за ремень разгрузки. Хотел крикнуть, что держит, но новый удар и вспышка оборвали на полуслове.

На какое-то время потерял сознание, а когда вновь открыл глаза, то ни сержанта, ни кого-либо в проходах уже не увидел. Взгляд остановился на останках пилота. Ракета ударила в нос с левой стороны, и там зияла рваная дыра с искрящими проводкой краями. Пилота буквально нафаршировало обломками и начинкой боевой части ракеты.

Тим не мог уверенно сказать, ранен он сам или нет. Ничего не чувствуя, оглушённый и дезориентированный, он бездумно пялился в консоль управления, где транслируемое с носовых камер голографическое изображение то появлялось, то гасло, обнажая иссечённое осколками и заляпанное кровью место пилота.

При очередном появлении проекции Тим безучастно смотрел на крутящиеся строения города, которые при каждом следующем срабатывании голографа всё увеличиваются в размерах. Когда стали различимы отдельные многоэтажки, в затуманенном сознании Тима мелькнул страх. Следующее замыкание, и голограф явил стену здания. Явил в мельчайших подробностях, показалось, что в одном из окон увидел силуэт человека.