Тихушник возвращается

— Рыжий Толя — крыша президента, эту информацию мне по секрету рассказал местный раввин. А он большой человек в еврейской диаспоре. Сотрудникам органов безопасности с крышами лучше дружить, в их руках вся власть в стране! Сейчас подумал, не дай бог убьют Титова, и к кому прикажете мне обращаться за помощью?! Начальник таможни — его ставленник. Я по должности как бы и выше смотрящего, но не могу открыто приказать таможеннику пропустить товар без досмотра. Скажет, покажи официальный документ, не будет рисковать своими погонами. А под крышей воров ему служить спокойнее, бумаг никаких не надо писать. Все равно часть товара по ворам расходится, под их контролем рынок наркотиков.

Мазиков тяжело вздохнул:

— При Сталине такого бардака в стране не было.

— Бросаешь тень на всю службу ФСБ, а зря. Не все сотрудники в нашей структуре предатели, как мы с тобой. Говорю открыто, уже не стесняюсь. Начни с малого и тебя воронка затянет. Это я про себя говорю. В девяностые годы предал свою честь. Моей семье не хватало денег, один ребенок поступил в институт, второй в школу пошел. Одеть их надо, поесть вкусно надо, молодые люди в старом ходить не будут, а где деньги взять?! Теща болела, лекарства дороже «Жигулей»! В одном месте предложили денег, без угрызения совести положил в свой карман. В другом месте предложили еще больше, тоже не отказался, и уже дальше, как так и должно быть. Человек еще слаб душой, патриотов страны сейчас с фонариком не найдешь!

Мазиков, слушая Шорина, вспомнил разговор с прокурором Шуваловым, он такие же слова высказывал в свой адрес:

— Не тебя одного мучает совесть. Система выживания в стране навязана западом, и мы в ней завязли, и выйти из нее невозможно. Рапорт об увольнении по собственному желанию не принимают, никто не позволит нарушить отработанный годами механизм. Выход вижу один: или застрелиться, или ждать, пока сам умрешь.

Шорин стал прощаться:

— Что-то мы с тобой разговорились, время работает не на нас. Поеду, встречусь со смотрящим Титовым, пока он еще живой, — хмыкнув. — Еду на встречу с вором и самому смешно, полковник ФСБ и докатился, так сказать, до ручки, звучи как «еду на встречу с губернатором».

— А ты вспомни бывшего губернатора Челябинской области, сколько лет был у власти — тоже ставленник воров! Обворовал пол-области и окольными путями сбежал за границу с мешком денег. Правда, без помощи чекисткой руки ему никто бы ни позволил покинуть страну, за ним тянется шлейф преступлений. Представляю, сколько миллионов долларов с него поимели наши коллеги, дав ему зеленый коридор. Так что сегодняшнюю жизнь в стране, нужно принимать какая она есть, а не рисовать в голове картину об успешных демократических преобразованиях. Еще никому не удалось отменить закон «своя рубашка ближе к телу».

Семенов, услышав звук домофона, спросил:

— Вам кого?

— Александр, это я, Титов, мне нужно с тобой срочно переговорить.

— Борис, ты, что ль! Заходи, квартира пятьдесят пять, восьмой этаж.

Титов, входя в квартиру, взволнованно сказал:

— Александр, извини, что без приглашения вваливаюсь к тебе домой. Ты один?

— Жена на даче. Проходи в зал, не стесняйся, — пропуская его вперед, закрыл дверь. — Обещался Ермаков подъехать, решили с ним пива выпить. А ты что такой взъерошенный, глаза по пятаку?!

Титов, садясь на диван, обвёл глазами комнату:

— Не думал, что опера бандитского отдела так «богато» живут, — говорил с подтекстом. — Лет тридцать назад у меня точно такой же был телевизор! Пульт для переключения каналов два метра провода, что-то я его не вижу, — улыбаясь, пошарил ладонью по поверхности дивана в поисках пульта.

— Пульт сдал в ремонтную мастерскую, кот провод перегрыз, — ответил на его шутку тоже улыбкой. — Вижу, мой интерьер тебе поднял настроение?! Мы, опера, как генералиссимус Александр Суворов, живем скромно! Полководец в походах спал на соломе, а не на перине. Скромность у человека — черта его порядочности и ума! Богатство — признак тупости. Делиться надо, когда вокруг тебя люди голодают!

— Но не до такой же степени быть скромным, жена из дома не выгоняет? — Тит продолжал прикалываться.

— Как погляжу, ты и забыл, зачем ко мне пожаловал. Давай подождем Ермакова, с минуты на минуту подъедет, вот тогда и расскажешь свою беду.

— Не-е, — протянув слово, — мне с ним пересекаться нельзя, неровно дышит к моей деятельности.

— Ты уже себя считаешь государственным деятелем, выражаешься на их лексиконе.

— А что?! Всё верно говоришь! Воры и есть государственные деятели! У нас свое государство, как бы государство в государстве! И, заметь, свои законы, и они справедливее, чем ваш Уголовный кодекс!

У Титова на смартфоне раздался звонок, включил, слушая: