Тихий центр

Вадим отвернулся. Таня подошла, погладила его по широкой спине. Такая хорошая, большая спина, за ней могло бы быть спокойно… Не то, чтобы хочется покоя… Хотя хочется. Покоя. Хочется покоя, да!

Но вот что-то тогда не срослось и сейчас не дает срастись. Но пожалеть дорогого человека всегда есть силы. Кем бы он ни был — он дорог. Значит — пожалеть.

Не плач, маленький…

— Таня… — Вадим скривился в ухмылке, — у меня никого нет! Я один! Это очень страшно — быть одному!

— Я знаю…

— У меня остался только этот дом! Я помню запахи, все помню! У меня остались эти все призраки моего детства, и я этим сейчас живу… И у меня осталась только ты!

И снова Таня потерялась.

— Я здесь, Вадим. Я понимаю, о чем ты. Мне тоже бывало очень плохо. Как сейчас, например…

— Будь рядом… Будь недалеко… О большем не прошу… Это возможно?

О, Господи. Таня кивнула. А что делать?

Настя Первая нервно дожидалась. Нервно только для нее. Остальные видели мегакрасивую и томно курящую деву-мечту.

Настя Первая ждала бармена.

Ей давно было видно, что мальчик юлит. Мальчик дергается и парится. Может, он с юристами посоветовался, и они его обломали насчет аферы с квартирой? Может, он к Алешеньке приревновал? Мысль, что мальчик ее разлюбил, не рассматривалась. Разве можно было разлюбить Настю?

Пришел с опозданием, мялся.

— Так че случилось?

— Да ниче не случилось.

— Да вижу же!

— Да все хорошо… Ну, ладно, случилось.

Мальчик закурил и отвернулся. Настя Первая напряженно ждала. Вот козлина! Он еще будет тут характер свой показывать!

— В общем, я ухожу.

Ого! Настя ухмыльнулась.

— И куда это?

— Какая разница? Ты сейчас невеста, ты замуж выходишь… Так что… короче…

— Чего? — Настя чуть коктейль не выронила. — Чего? Какой «замуж»? Ты ж сам мне все это придумал? Из-за квартиры! Нет? Или типа мы не договаривались?

— Типа мы о беременности не договаривались!

Ах, вот оно что! Настя Первая закурила новую, задумчиво всматриваясь в своего авантюрного бойфренда. Вот оно что.

Бармен ответил гордым взмахом челки:

— В общем, я пока отцом становиться не собираюсь. Так что… обойдусь без квартиры… Пока.

И двинулся к выходу.

Но не на дурочку напал.

— Эй! — Настя бросилась следом. — Эй! Подожди!

Бармен неохотно тормознул.

— Испугался, да?

— Что ты орешь? Люди смотрят!

— Да никто не смотрит! Испугааался пацан…

Настя Первая противно засмеялась, затянулась, выдохнула ему в морду.

— Испугаался… Так я не беременная!

— Чего?

Мальчик очень озадачился.

— В смысле — не беременная?

— А без смысла! Я тебя, сикуна, проверить хотела. Ну, и для дела так лучше было! Чтоб быстрее на свадьбу согласились! Проверила, называется…

Настя Первая искренне презирала сейчас козла. И немножко боялась, что свалит, а ей потом придется одной допутывать историю с квартирой. Она, конечно, справится, но с помощником, даже стремным, все равно полегче.

Вышли на улицу. Настя была такая прекрасная в свете фонаря. Такая ядовитая. Бармен мялся.

— Короче, я не понял… Ты ж там про какие-то токсикозы рассказывала, анализы…

— Это потому, что я актриса хорошая! Развела вас всех. Я вот думаю после техникума на актрису поступать! Стану звездой, и хрена с два тебя ко мне телохранители подпустят!

— Погоди, не трещи… Так ты беременная или нет? Скажи мне честно, слышишь? Чест-но! Умеешь говорить честно?

Мальчик взял ее за локти, склонился, посмотрел в глаза. Настя Первая улыбалась, кокетливо и саркастично хихикала. Помучайся, скот!

— Честно? Хорошо, я скажу честно! Честно-пречестно! Пречестно-пречестно-пречестно!

Бармен изнемогал.

— Честно?

— Твою мать…

— Честно? Э-э-э… Если честно, то я…

А может, не говорить правду?

— Честно?

— Настя!!!

— Честно? Не беременна!

Мальчик отпустил. Нервно затянулся. Падали снежинки, горела-переливалась уличная елка.

— Ты… ты — коза! Ты в курсе?

— Ага! А ты — козел!

— Тебе надо бы по голове хорошенько настучать!

— Ой, стою-боюсь!

Было так хорошо.

— Короче, мне надо на работу, я пошел.

— Давай, топай!

— Ну ты и проходимка… Короче, завтра утром созвонимся.

Он пошел. Ну, и пошел он! Настя не смотрела ему вслед. Хотя…

— Эй!

Мальчик обернулся на ходу.

— Че?

— Ты меня любишь?

— Ну, я ж говорил!

— Еще раз скажи!

— Люблю, блин!

— Просто так спросила!

Вечером Таня долго сидела в своей разгромленной комнате, слушала мамин храп, раскачивалась. Чапа обнюхивала осиротевшие углы. Раньше здесь кучкой были свалены Игоревы журналы, железки. Пусто. И надо было сходить к Светлане Марковне, но страшно. Разговорились, теперь нужно будет общаться с ней на этом новом уровне предельной откровенности, а для этого надо хотя бы выспаться… Нету сил…

— Чапа, как ты?

Чапа не ответила. Но ей было не плохо, это уж точно. Чапа поела, несколько раз успешно присела на драный коврик в Таниной темнице. В общем, Чапе было гораздо лучше, чем самой Тане.

Десять минут назад Таня мыла лестничную клетку, убирая следы маминой экспрессии. По мусору, прилипшему к соседским дверям, опознала преступницу. За мамой следовало убрать. И вообще такое следовало убрать — Таня же и сама в этом живет, в этих запахах!