Тихий центр

Таня нашла участок между чужим локтем и чужим подносом, разложила там свои бумазейки и пыталась как-то… сосредоточиться, что ли… Все-таки процесс написания требует хоть какой-то концентрации!

«Да, это не самое дешевое удовольствие — элитная стоматологическая клиника. Абсолютно очевидно, что можно найти уголок попроще, а то и вовсе пойти в поликлинику и там провести часть жизни в очереди и в прослушивании рева бормашины». Не пишется. Усилием воли буквы складываются в слова, слова усилием воли — в предложения. Механический процесс такой же утомительный, как работа по сортировке корнеплодов.

Еще Таня подумала, что надо было бы отправить маму к стоматологу. Для этого надо, чтобы мама была хоть недолго трезвой… То есть шансов попасть к стоматологу почти нет.

Эрик и Тристан орали громче всех, прыгали дальше всех, радовались больше всех. Принесли мороженое — многоэтажное, с шоколадной крышей. Мальчики рванули к мороженому. Какая тут статья? Таня смотрела на них и грустила.

— О чем ты думаешь? — поинтересовался Тристан-по-брови-в-шоколаде.

— Я? — Таня удивилась такому вопросу. А действительно, о чем? — Да о разном. О маме… О муже… Еще я думаю об одном человеке, которого потеряла.

Мальчики разволновались:

— В лесу?

— Он был маленький? Как букашечка?

— Нет, — Таня даже улыбнулась, — он был большой. Просто он уехал, и… Все…

— Надо было записать адрес! Мама написала наш адрес на куртках, теперь мы не потеряемся!

А вот это уже было неприятно с точки зрения воспоминаний.

— Вероятно, он не хотел, чтобы я знала его адрес. Иначе зачем ему уезжать, не попрощавшись? Понимаете, он даже не сказал «до свидания».

— А он потом нашелся?

— Нашелся, но… Он теперь не мой…

— А ты скажи, что ты первая его увидела, и отбери!

Оля плакала. Ревела во весь голос. Ей было невыносимо обидно. Так обидно, так плохо!

Как же так?

Как же так, что не будет съемок? Да еще и эта… с первого этажа… она была свидетелем позора…

Господи, как же жить после этого?

Невозможно!

Алешенька мячиком выскочил из дому, успел два раза упасть, три раза поскользнуться, но добежал, и обнял, и начал целоваться с Настей Второй. Взволнованная Лилия Степановна подсматривала в окошко.

— Я так рад! Я скучал! — И я скучала!

— Не уходи больше никогда!

— Нууу… Ладно, разберемся…

Настя Вторая смотрела на своего неказистого приятеля, и сердце ее болело от нежности. Она реально соскучилась, реально. И ей страшно не хватало Алешеньки. А казалось бы — с чего? Что такого в этом человеке-ребенке? Ну вот что-то такое… светлое…

— Идем тусоваться?

— Что делать?

— Тусоваться! Тусинг! Новогодние приключения!

— Я хочу посмотреть на елку и троллейбусы! — Будет тебе елка! И троллейбусы будут! Руку давай, горе мое! Сейчас начнешь снова падать!

Шли по возбужденному праздником проспекту, заглядывали в витрины. Так ярко! Так весело! Пока добрались до площади, успели поговорить обо всем на свете. Настя отругала Алешеньку за то, что он перестал рисовать. Алешенька пожурил Настю за то, что она перестала ему сниться. Прохожие смотрели на них и недоумевали, оглядывались. Вот это парочка! Возмутительно! Как так можно? Но Насте было по барабану — она алела «ежиком», сверкала гвоздиками в бровях, на что-то указывала пальцем, а рядом охотно громко хохотал Алешенька. Потом кто-то взорвал рядом петарду. Алешенька неслабо перепугался, спрятался за Настю, но быстро освоился. И уже к новой петарде отнесся иначе:

— Урра! Салют! Салют! Урра! Взвейтесь кострами! Синие ночи! Мы пионеры! Дети рабочих!

Оказывается, Лилия Степановна пела ему такие песни. Ясное дело, нормальную музыку она не слушала.

Отсюда возникла новая тема. Пошли в кафе послушать музыку. Настя Вторая взяла кофе. Предложила Алешеньке самому выбрать себе вкусняшку какую-нить… Алешенька был страшно удивлен тому, что существуют вот такие места, где собираются люди, разговаривают, едят, где пахнет праздником. По слогам начал читать меню, очень увлекся. Он и не знал, что блинчики могут быть с таким гордым именем: «Шоколадная фантазия». Или «Невеста на выданье». Захотел блинчики «Невеста», с творогом и нежными взбитыми сливками.

— Это блинчики для Насти? Это для моей невестушки блинчики?

— Нет, это блинчики для тебя.

Настя Вторая на секунду захотела серьезно поговорить с Алешенькой по поводу его «невестушки», но передумала. Ему хорошо, когда он думает о свадьбе. Ей сейчас хорошо потому, что ему хорошо. Как бы гармония. Здесь и сейчас. Пусть так и будет. Не надо мешать.