Тихий океан

К утру снег так и не перестал. Ашер оделся и вышел из дому. Винты фокусировки на микроскопе от холода вращались туже, чем обычно, он поискал костное масло и добавил крошечную каплю в смазку их подшипников. Любой предмет, который он откладывал в сторону, издавал приятный легкий звук. Пинцет, не терзая слух, царапал предметный столик, препарат скользил по предметному стеклу с отчетливым влажным писком. Первый снежный кристалл, который он рассмотрел под микроскопом, напоминал стеклянный цветок. Его лучи соединяла волнообразная линия, и потому казалось, что внутри одного цветка притаился другой… Как быстро он затуманивался и начинал таять… Следующий походил на какую-то архитектурную деталь с остроконечными балками, сами лучи украшало что-то вроде растительного орнамента. Потом он обнаружил шестиугольную звезду, на концах которой росли другие, поменьше, пятиугольные. Их очарование создавалось соразмерностью, геометрически точным повторением деталей. Он вспомнил, как в детстве его бабушка прорезала узоры в сложенном листе бумаги, и стоило его раскрыть, как взгляду представали сложные симметричные конструкции. Кристаллы от снежинок он отделял тонкой кисточкой, но, как ни старался он делать это осторожно, частицы снежинок все равно отламывались. Какое послание несли ему эти структуры? Частью какого порядка, различимого в мельчайших деталях мироздания и бросающегося в глаза в величайших, они являлись?

Он разглядывал снежинки довольно долго, пока не замерз, потом отнес микроскоп и инструменты в дом и решил сходить к вдове, чтобы разузнать насчет дров. Утром, едва проснувшись, он вспомнил о жене и вновь перечитал ее письмо.

Внизу, в долине, стояли деревянные козлы для сушки сена, стога кукурузы походили на заснеженные курганы, по белому лугу, высоко подпрыгивая, скакала ворона. В кухне у вдовы как раз разделывали свиную тушу. «На улице-то холодно», — пояснил мясник, когда Ашер с ним поздоровался. Вдова вошла в кухню с большим бидоном молока и так стукнула им оземь, что он задребезжал. Ашер спросил, не помочь ли ей, но она отказалась. Тогда он спросил, где можно купить дров.

— У соседа, — ответила она.

Мясник был седовласый, с выступающим подбородком. Его белый передник испещряли кровавые пятна.

На вопрос Ашера, не работает ли он забойщиком скота, он ответил, что вообще-то работает на лесопильне, а свиней режет так, «для собственного удовольствия».

— Вот увидите, какой он у нас замечательный музыкант, — заверила вдова. — Сорок лет в санкт-ульрихской церкви играет на органе.

Ашер заметил, что с вершины холма небо кажется разноцветным: там светлее, здесь темнее, там серое, там желтое, здесь белое, вон там оттенки переходят один в другой точно клубы дыма, тут оно матовое, однотонное.

По крутому склону холма он поднялся к соседу, навстречу ему с лаем выбежала овчарка и запрыгала вокруг него. Сосед был выдубленный непогодой, сухощавый человек с загрубевшей кожей в морщинах и светлыми глазами. Он носил небольшие усы, голову прикрывал шляпой. Ашер почти не понимал, что он говорит. Он пожал ему руку и объяснил, что пришел купить дров. Рука у соседа была жесткая и мозолистая, так что поначалу казалась неживым предметом. Ашер не сразу ощутил ее тепло. Сосед кивнул и произнес что-то непонятное, а потом повел Ашера показать ему мастерскую, которую, насколько уловил Ашер, он сам оборудовал в сарае.

— Верстак, — похвастался он. — Сам соорудил.

Сквозь окно внутрь проникал бледный зимний свет, за стенами простирались заснеженные луга.

В комнате сидели три девочки. Младшая держала в руках ножницы, то и дело повторяла «шшш», «шшш» и негромко смеялась неизвестно чему. Присмотревшись, Ашер понял, что она психически больна. Она была хорошенькая, белокурая, сидела, зажмурившись и качая головой в такт ей одной слышной мелодии. «Шшш… Шшш… Шшш», — безостановочно шипела она, а потом встала, вытянула руки и стала покачивать бедрами под собственное шипение. На ней была голубая куртка с капюшоном и красные резиновые сапоги, и Ашеру показалось, что она хочет с ним поговорить. Он погладил ее по взъерошенным волосам и взглянул на двух других девочек. Старшая смирно сидела за столом и вязала крючком платьице для куклы. Она тоже была хорошенькая, с полными яркими губами, большеглазая, черноволосая. Почувствовав на себе взгляд Ашера, она опустила голову. Рядом с ней примостилась средняя. Она была в одной полинявшей фланелевой рубашонке, черты у нее были тонкие, выражение лица беспрерывно менялось, во рту на месте переднего зуба красовалась дыра, губы были вымазаны какой-то едой. В руках она держала наперсток и иголку.

— Как тебя зовут? — спросил Ашер младшую.

— Йййа! — ответила девочка.

— Это значит «я», — пояснил отец.

Ашер сел на скамью в углу. В кухню вошла заспанная хозяйка. У нее были светлые глаза, в ушах виднелись крошечные золотые сережки. Она поставила перед ним стакан шнапса.

— Ну, залпом! — напутствовала хозяйка.