Тихий Дон против Шолохова

Любопытно, что Автор «Тихого Дона» словно полемизирует с «Русским богатством» — у Бунина берутся именно детали. Однако у Автора романа мог быть и другой мотив обратиться к рассказу «Последний день» — сразу за описанием казни борзых у Бунина следует рассказ о повешении людей:

«— Собак что, и людей, какие позамечательнее, и то многих казнят, — сказал Петр. […] Мне солдаты рассказывали. Сделают с ночи висельницу, а на рассвете приведут этого самого злодея, палач мешок ему на голову наденет и подымет на резиновом канате. Доктор подойдет, глянет и сейчас говорит, удавился или нет… Тут же под висельницей и могила. […]

— А за что же их казнят?

— Понятно, не за хорошее. За всякие разноверия, за начальство, за разбой. Не буянь, не воруй…»

Можно предположить, что импульсом обращения к рассказу Бунина был импульс символический: «Собаке — собачья смерть!», иными словами, Подтелков и Кривошлыков, с точки зрения Автора, — красные собаки. Авторское отношение определяет и точку зрения персонажа — см. слова Григория Мелехова, обращенные к Подтелкову:

«— […] Теперича тебе отрыгивается! Ну, не тужи! Не одному тебе чужие шкуры дубить!»

Мелехов, в данном эпизоде, относится к Подтелкову, как к живодеру, попавшему в руки живодеров.

Но круг актуальных литературных реминисценций не исчерпывается Буниным:

«Веревка едва выдерживала шестипудовую тяжесть: потрескивая у перекладины, она тихо качалась, и, повинуясь ее ритмическому ходу, раскачивался Подтелков, поворачиваясь во все стороны, словно показывая убийцам свое багрово-черное лицо и грудь, залитую горячими потоками слюны и слез».

Ср.:

«[…] Всю ночь, как какой-то чудовищный плод, качался Иуда над Иерусалимом; и ветер поворачивал его то к городу лицом, то к пустыне — точно и городу и пустыне хотел он показать Иуду из Кариота, предателя — одинокого в жестокой участи своей».

Цитата эта взята, понятное дело, из повести Л. Андреева «Иуда Искариот и Другие» (сб. «Знание», XVI. СПб., 1907). Как и в предыдущем случае, Авторскую оценку Подтелкова как Иуды подтверждают персонажи:

(гл. 28) — Что мы сделаем с теми предателями родного края, которые шли грабить наши курени и уничтожать казачество? […]

— Расстрелять! Всех! […] Нету им, христопродавцам, милости! Жиды какие из них есть — убить!.. Убить!..Распять их!..

(гл. 30) Григорий Мелехов Подтелкову: «Отходился ты, председатель московского совнаркома! Ты, поганка, казаков жидам продал!»

Враг народа

Осип Давыдович Штокман, слесарь, член РСДРП(б), появившийся впервые во 2-й части романа (книга 1) и погибший от рук солдат мятежного Сердобского полка в части 6-й (книга 3), привлек внимание Д*, давшего в «Стремени „Тихого Дона“» глубокую и верную характеристику этого образа.

Ключевая для образа сцена — поездка Штокмана на повозке Федота Бодовскова (в дальнейшем приговоренного Штокманом к расстрелу) из станицы Вешенской в хутор Татарский:

«[…] на гребне, в коричневом бурьянном сухостое, в полверсте от дороги калмыцкий наметанно-зоркий глаз Федота различил чуть приметно двигавшиеся головки дудаков (дроф. — Б. С.).

— Ружьишка нету, а то б заехали на дудаков. Вон они ходют… — вздохнул, указывая пальцем.

— Не вижу, — сознался пассажир, подслеповато моргая» (кн. 1, ч. 2, гл. 4).