«Помните Вересаева „
Расширением названия мы обязаны, скорее всего, придирчивому редактору. Для него Вересаев и «Записки врача» были синонимами[7], а любые «Записки» рядом с именем Вересаева — только «Записками врача».
Шолохов, понятно, поправку принял — ему-то было все едино.
В главе 2-й части 3-й (книга 1) воинская служба приводит казаков в Польшу:
«Искромсанная лезвиями чахлых лесков, лежала чужая, польская. […] Имение Радзивиллово находилось в четырех верстах от полустанка. […]
— Это что за хутор? — спросил у вахмистра казачок Митякинской станицы, указывая на купу оголенных макушек сада.
— Хутор? Ты про хутора забывай, стригун митякинский! Это тебе не Область Войска Донского.
— А что это, дяденька?
— Какой я тебе дяденька? Ать, нашелся племяш! Это, братец ты мой, — имение княгини Урусовой».
Таков облик текста в послевоенных изданиях. В публикациях более ранних, кроме написания «Радзивиллово» с одним «л», а в речи персонажей «што» вместо «что», текст обнаруживает одно отличие — в предпоследней фразе на месте восклицания «Ать» стоит «Ашь».
Слово «ашь» ни в донских, ни в южновеликорусских говорах не отмечено, но нет в них и слова «ать» («ать» в известном сочетании «Ать-два!» представляет собой результат изменения слова «Раз» в аллегровой речи). Впрочем, в говорах Южной России можно найти нечто близкое — междометие «ат», выражающее «возражение, отрицание, пренебрежение, укоризну, недовольство, досаду и т. п.: Ат! Много мы таких видели! (курск.); Ат! Куды там ему ехать! (воронеж.)»[8]. Чем же была вызвана замена несуществующего «ашь» не более реальным «ать»?
Ответ обнаруживается в самом романе — в главе 14-й части 2-й (книга 1):
«Черт паршивый!
Итак, отсутствующее в диалектных словарях «ать» в романе все-таки имеется. Откуда оно в роман проникло — вопрос другой, на который мы еще попытаемся ответить. Но, пока что, разберемся с «ашь».
Произносит это слово «бравый лупоглазый вахмистр Каргин». Вахмистра мы наблюдаем в разных ситуациях. Вот, например, в 5-й главе части 3-й ему встречается ограбленный казаком еврей:
«Вахмистр Каргин приотстал от сотни и под смех, прокатившийся по рядам казаков, опустил пику.
— Беги, жидюга, заколю!..
Еврей испуганно зевнул ртом и побежал. Вахмистр догнал его, сзади рубанул плетью. […] еврей споткнулся и, закрывая лицо ладонями, повернулся к вахтмистру. Сквозь тонкие пальцы его цевкой брызнула кровь.
— За что?.. — рыдающим голосом крикнул он.
Вахмистр, масля в улыбке круглые, как казенные пуговицы, коршунячьи глаза, ответил отъезжая.
— Не ходи босой, дурак!»
Понять этот диалог позволяет знание прибауток. Собиратель городского фольклора Евгений Иванов сохранил для нас такой разговор старомосковских книжников: «Загнал Ровинского-то? Кому? Французу? Десяти листов не было? Так и надо! Не ходи босиком, а то по пяткам»[9].
Иными словами, вахмистр приказал еврею не быть растяпой. Следуя методике школьных сочинений, мы, на основании данного отрывка, можем охарактеризовать вахмистра Каргина как носителя образной народной речи. Точно так же ведет он себя и в разговоре с молодым казаком, называя того «стригуном митякинским». Казачок — родом из станицы Митякинской, «стригун» — донское название жеребенка, а в шутливой речи — молодежи. Лошадь, как эталон и исходный пункт при сравнении, — понятная особенность у такого кавалерийского племени, каковым были донские казаки.
Но никакого знания коннозаводства не требуется, чтобы сделать выбор между «ать» и «ашь», поскольку выбор этот диктуется самим текстом: