Тихий Дол

Собственно говоря, если не считать чердак, который отпал сразу из-за сломанной лестницы, подходящих помещений нашлось три: крайняя комнатка без окон в левом крыле, спортзал и не то учительская, не то директорская – наоборот, в правом. Но левая темнотой и теснотой напоминала электрощитовую, к тому же кто-то здесь пробовал разводить костер и выломил из пола доску. Куда больше понравился просторный спортзал. Окна – на обе стороны – такие большие и для битья привлекательные, по иронии судьбы оказались исправными, за исключением одного. Дыру можно было заткнуть какой-нибудь тряпкой, что и собирался уже сделать Юлий Петрович, когда вдруг заметил – прямо над отверстием, на стыке стены и потолка – зловеще-бурое, с детскую голову размером осиное гнездо. И это было обидно, потому что третья комнатка с нетронутым окном, не то директорская, не то учительская (тоже насчет окна совершенно непонятно) была опять-таки маленькой, а на кожаном диване лежал скелет без головы. Диван был черный, скелет желтый. Он лежал в неприличной позе и сочленялся проволочками, но Щеглов торопливо захлопнул дверь, и только неудача с осиным гнездом вынудила накрыть скелет картой Древнего Востока и отнести в конец двора. По дороге скелет стучался пятками в колени. Дня через два, надоев себе враньем про искусственность пособия, Юлий Петрович похоронил его возле сарая, так и не отыскав череп, отчего чувствовал к этому месту суеверную неприязнь.

Такая же обидная находка состоялась в соседней маленькой комнатке – Юлий Петрович считал ее учительской. Здесь стоял несгораемый шкаф со следами многих попыток его вскрыть. Не предполагая чего-либо ценного внутри школьного сейфа, Щеглов все-таки несколько раз принимался ковырять в скважине загнутым гвоздем, пробовал стамеской, которая валялась тут же, но между делом все это и не всерьез, пока в один прекрасный день – действительно прекрасный, очень солнечный – ему не удалось точным ударом вогнать под дверцу острие лома. Мучения длились часа три. Молоток, клинья, подпорки, рычаги – остервенясь и страшно жалея потраченный уже труд, он отвоевывал миллиметр за миллиметром. Когда же руки были ободраны, а исковерканная дверца отстегнулась, на пол рухнула груда разнокалиберных творцов истории, науки и искусства. Долбанув ломом бронзового Менделеева, Щеглов не заходил в комнату дней пять. Правда, позже несколько композиторов он сменял Селиванову на топор, а на подоконнике нашел почти новые плоскогубцы, но все равно вспоминать возню с сейфом было противно.

В директорской же, где Юлий Петрович к тому времени обосновался окончательно, кроме дивана, стоял простенький стол, выкрашенный по серому школьному образцу, и старинный шифоньер, переделанный в книжный шкаф, который, как и диван, по всей вероятности, оказался замурованным здесь во время перестройки – когда большую комнату разгородили на две маленьких,– потому что ни окно, ни дверь не соответствовали его дореволюционным габаритам. Разжалованный в хранилище канцелярской дребедени, он вонял чернилами и был откровенно пуст, если не брать в расчет рассыпанные кнопки и мятую репродукцию шишкинской "Ржи", которую Щеглов приспособил вместо скатерти. Имущество, вместе с самой объемной находкой – "Мойдодыром" – заслоняло такую ничтожную толику пустоты, что Юлий Петрович чувствовал нехорошее волнение и снова отправлялся на поиск, и не зря: так, скажем, в комнатенке с развороченным полом он нашел тонкий кухонный нож с деревянной рукояткой, а в химическом классе – полный спичечный коробок и спиртовку. В спиртовку он поставил букет васильков.

И вообще директорская, поначалу просто обжитая, а затем еще и украшенная всякими функциональными штучками, вроде связок сушеных грибов, неуютной становилась разве что под вечер, когда дневные дела – будь то рыбалка, ужин или поход за диким чесноком – были закончены, и оставался ясный, но никчемушный кусок дня. Конечно, плыла розовая пыль, конечно, маленькое солнышко плавилось внутри спиртовки, но за стенками начинались какие-то шуршания и коротконогая беготня. Юлий Петрович почему-то считал, что для такого звука крысе надо встать на задние лапы. Он брал горсть гвоздей и выходил на Катькин луг.