Юрка погладил его по голове, скомандовал:
— Ищи! Вперед! Веди!
Бобка сразу сильно потянул веревку, подошел к речке и долго пил, даже искупался, поплавал у самого берега.
Галя приговаривала:
— Пусть, пусть, не мешайте, он охладится и поведет. И верно. Бобка отряхнулся, поднял на куст ножку, смешно пискнул и помчался. Мы еле поспевали. Он вел нас по тропинке до железнодорожной насыпи, там резко повернул вдоль пути, прошел еще немного и свернул по некошеному полю к поповой даче. Попов дом стоит отдельно, близко к лесу. Бобка привел к красивому голубому забору и полез в дыру. Юрка снял с него веревку, сказал нам:
— Отпущу. Может быть, они там скрываются и он найдет. Самим идти не стоит.
Бобка обогнул дом, мы побежали за ним вдоль забора, заглядывая в щелки. На заднем дворе у конуры на цепи сидела лаечка, белая-белая, пушистая, как игрушечная. Она сразу вскочила на будку. Бобка подбежал, понюхал, что у лаечки в жестяной плошке, быстро все съел и принялся кататься на спине. Видно, они давно уже дружили.
Юрка со зла забросил веревку через забор, и мы пошли домой.
Гроза
Ночью мы все проснулись от страшного грохота. Вспыхивали фиолетовым светом окна. Кира бегала по дому, закрывала печные вьюшки, крестила двери и окна, что-то бормотала и зажгла у себя в комнате лампадку. Потом ей, наверно, показалось этого мало и она зажгла перед иконой еще две восковые церковные свечи. И маму ругала за то, что в наших комнатах нет образов и что бог может нас всех покарать, спалить дом. Юрка спросил ее, за что бог может на нас сердиться? И еще сказал, если бог и захочет спалить наш дом, то ему будет очень трудно сжечь все и оставить целой Кирину комнату за то, что там есть икона. Юрке здорово попало от мамы. Она сказала, что только некультурные люди смеются над верующими, все равно какими, православными, магометанами или иудейской веры.
Кира же страшно рассердилась на Юрку, накричала, что он стрекулист, и бог его непременно так или иначе накажет, и все боятся бога — даже урядник. И это уж так. Вчера только обедня кончилась, пришел в церковь урядник с одним стражником, и хотели что-то искать. Батюшка их в алтарь не пустил, и они покорились, поняли, что нельзя, ушли.
— Так они не бога, а попа испугались, — рассмеялся Юрка.
И опять ему попало от мамы, что зачем говорит поп, надо называть священник. Юрка огрызнулся, что все взрослые так говорят, а потом задумался и пошел спать. Я удивился. Гроза еще не кончилась, молнии так и сверкали, можно было еще посидеть со всеми, а он ушел. Тогда я вышел и поднялся к Юрке наверх. Кровать была пустая, даже одеяло не откинуто. Тут засветились, загорелись молнии, и я увидел в окно, что Юрка вышел из нашей калитки и побежал в сторону Лоцманского.
Старый кирпичный
Утром, после завтрака, мы пошли в дровяной сарай, так как дождь не кончился, правда, был уже не сильный. В сарае были все, и Сережка пришел.
Юрка взгромоздился на самый верх дровяной кучи и заявил:
— Итак, собака не помогла, Бобка не захотел нас привести. Ваньку спасать надо, — это два. Мы знаем, что разбойники приходят из леса, — это три. Но где они живут? Надо найти их притон, — это первое дело. Скорее всего, они живут в пещере. Пещеру я знаю только одну, за старым кирпичным заводом в крутом берегу речки: там брали песок.
Алька тоже знал пещеру за старым кирпичным и сказал, что это очень подходящее место для притона и что он и раньше догадывался, что разбойники там живут.
— Хорошо, — сказал Юрка, — если вы согласны искать притон, то первый вопрос: когда?
Алешка Артист округлил свои и так большие глаза и предложил искать ночью:
— Будем красться и заметим огонек.
Ночью никому не захотелось. Днем, наверное, удобнее, когда разбойники должны отсыпаться после набегов. Юрка подумал и как бы ответил на наши мысли:
— Отлично. Надо идти сейчас же. Дождь перестал. Если мы бегом туда и обратно, то успеем вернуться к молоку, и дело сделаем, и никто не узнает, где были.
Алька пытался перечить, говорил: «А что мы, если найдем, сделаем с разбойниками? Они могут нас убить». Мы согласились с Юркой: там видно будет и, главное, успеем удрать. Юрка крикнул:
— Побежали! Все за мной, на носках, на третьем шаге выдох.
Помчались все сыщики. Руки поджаты в локтях — топ, топ, топ — выдох, топ, топ, топ — выдох. Долго-долго бежали полем до опушки леса. У меня, как всегда, закололо под ложечкой, и я попросил остановиться, передохнуть. В лес вошли шагом. Алька сразу сел и набросился на кислицу. И мы все. Под деревьями было прохладно и пахло земляникой со сливками. Дальше идти не хотелось; мне, наверное, больше всех не хотелось — ведь я, если не считать Мишки, самый младший.
Юрка встал и сказал:
— Пошли, пошли…
Алька замотал головой:
— Подожди, доем.
— Всю кислицу? Лопнешь. Пошли.
Алька облизал губы и думал вслух:
— Вряд ли успеем вернуться к молоку. Я дал маме честное слово, что приду пораньше.
Юрка засвистел сквозь зубы, тяжело задышал и бухнул Альке в лицо: