Тик-так

— Распределим силы… Я подтолкну отсюда, а вы будете тянуть. Авось снимемся!

Только на авось и можно было полагаться в создавшейся ситуации.

Анита с Вероникой перешли на корму. Цепь, прикрепленная к якорю, засевшему глубоко на дне, была толста. Анита обвила ее вокруг мачты, создав таким образом дополнительный блок. Теперь тянуть можно было, стоя лицом к носу корабля. Эх, еще бы шкив какой-никакой!

— Готовы? — докричался до них Максимов сквозь усиливающийся вой ветра. — Поехали!

Анита с Вероникой, напрягая все имевшиеся силы, потянули цепь на себя. Залязгал лом — это Алекс старался сковырнуть шхуну со скалы. Она, раскачиваемая волнами, ерзала, кренилась, но ни на вершок не сползала с каменной платформы.

— Вероника, еще! Не сдавайся! — простонала Анита.

Служанку не надо было понукать — она при всей своей недалекости осознавала, что дело швах, и корабль во что бы то ни стало должен высвободиться из плена. Если б все зависело только от желания!

Силы иссякли, Анита бросила цепь и прислонилась к фальшборту. Чувствовала она себя отвратительно: мышцы сковала слабость, от перенапряжения и накопившейся усталости разболелась голова, вдобавок подступила тошнота — как тогда, за завтраком на палубе.

Факел, воткнутый в щель на корме, прогорел и свалился в воду. Но, удивительное дело, — свет, если и убавился, то ненамного. Он исходил теперь откуда-то сверху — жидковатый и рассеянный.

— Анна Сергевна! — всполошилась Вероника, воздев очи. — Глядите! Никак ангелы за нами пожаловали…

На концах рей и верхушке грот-мачты распустились небывалые цветы — пушистые, состоящие из бесплотных тончайших ворсинок, каждая из которых горела бледным пламенем. Если не знать, что это такое, то можно и впрямь помыслить о проделках потусторонних сил.

Но Анита, в отличие от неграмотной служанки, имела представление о природе физических явлений.

— Это коронный разряд, дуреха. В народе его называют огнями святого Эльма, но на самом деле его зажигают не святые… Атмосферное электричество. Гроза будет сильной…

Аните делалось все хуже, она и говорила, как умирающая. Перебирая руками верхнюю кромку борта, всю изломанную и щербатую, развернулась лицом к морю, и ее стошнило. Непонятно чем, поскольку она не ела уже более двенадцати часов. О еде сегодня и не думалось, нервы пронизывал ток — того и гляди, сама засветишься, как вольтова дуга…

— Что с тобой, Нелли? — это подошел Максимов. — Ты нездорова?

Чтобы ответить, потребовалось собраться с силами. Она отерла рукою мокрый лоб, позволила Алексу усадить себя на кнехт. Вероника, встревоженная состоянием госпожи, хаотически металась вокруг, предлагала то тряпку, то пресную воду. Анита взяла и то, и другое: водой освежила горло, в тряпку высморкалась. Стало полегче.

Громовые раскаты приближались, огни на мачте разгорались все ярче.

— Отдохни, — сказал Алекс, хотя отдыхать было совсем некогда. — Ты перенервничала, утомилась. Поспи. Через час прилив будет на пике, и я тебя разбужу.

— Нет, Алекс, какой тут сон… А худо мне не потому, что устала.

— А почему?

Анита взглянула на Веронику, точно определяя, достойна ли она быть посвященной в сокровенную тайну. Глубоко вздохнула и выговорила:

— У нас будет ребенок.

Она и не подозревала, что Алекс может быть таким смешным — с вылупленными глазами, разинутым ртом. Вроде не до веселья сейчас, а все ж не сдержалась, прыснула в кулак.

— Ты чего? — двинул он челюстями, как заржавленными.

— А ты чего? У тебя вид, как будто по голове сковородкой треснули.

Для полноты картины надобно добавить, что и Вероника не осталась безучастной к хозяйкиной новости — притиснула к дородной груди полные ладошки и изрекла тривиальное: «Ой, божечки!» Но реакция Вероники Аниту не волновала, куда важнее было, что скажет Алекс. Ужаснется, растеряется, разразится проклятиями?

Он вытянулся перед ней, как солдат на плацу. Чуть не по стойке «смирно» встал. На смурном лице его, как солнце, выглянувшее из-за тучи, появилась улыбка. А потом он поднял Аниту на руки и закружил по палубе, как в давние юные годы, когда их переполняла светлая и чистая влюбленность.

— Нелли, ты не представляешь себе, какая ты у меня замечательная!

Внутри у Аниты от этого кружения снова пробудилось что-то вязкое, толкнувшееся в гортань. Но так не хотелось останавливать Алекса, который в искреннем порыве был прекрасен и счастлив, как никогда.

— Анна Сергевна! — вторглась в идиллию Вероника. — Как же вы в эдаком положении… А кругом-то море сплошное!

Максимов, как хрустальную статуэтку, поставил Аниту перед собой, глядел и глядел на нее с обожанием и ничего не слышал.

— Месяцев семь в запасе есть, — сказала она, успокаивая и себя, и его, и горничную. — Если мы за это время доплетемся до какой-нибудь земли, будет очень хорошо.

— Доплетемся? Да неужели ты думаешь, что я позволю тебе полгода в этой луже болтаться? Домчим как на рысаках!

Алекс, Алекс… Горяч и безрассуден как в двадцать пять лет. Но жена твоя давно уж не глупышка. На рысаках, говоришь? Да этот рыдван к скале прирос прочнее прочного — не отдерешь. Не отпускает Нептун, держит мертвой хваткой.