Тик-так

Анита с разворота вонзила тесак в стену, немногим выше головы Нконо. Африканец выдержал испытание стойко, подобрал языком кровавую юшку, сочившуюся по нижней губе. Завершил сказанное:

— Это и есть мое признание, сеньора. Другого не будет.

— А петуха с курицей зачем распотрошил? Фрикасе по-сенегальски?

— Обряд упокоения. Чтобы души Лесли и Санкара попали в Джунгли Неземных Наслаждений.

— Так я тебе и поверила!

Говоря по совести, Аните стыдно было признаться, что она могла допустить просчет. Во второй раз кряду! Не может такого быть… Проще убедить себя, что Нконо врет, сочиняет на ходу слезоточивые небылицы, чтобы избегнуть правосудия.

— Нелли, — опять встрял Максимов, — позволь, я ему уши обрежу?

Он взялся за рукоятку тесака и выдернул его из стены.

— Брось, Алекс, — Анита загородила собой умолкшего африканца. — Нужно проверить: вдруг он не лукавит?

— Как проверить? И Мак-Лесли, и Санкар к праотцам отправились. Кого мы еще призовем в свидетели?

— Хороший вопрос…

Она приготовилась спросить у Нконо, может ли еще кто-нибудь из команды «Избавителя» подтвердить его слова, но Вероника, о которой все благополучно забыли, нарушила течение допроса заполошным возгласом:

— Горим!

Она караулила у двери, глядела наружу, следя, чтобы никто не помешал господам инквизиторствовать. Ей, как порядочному часовому, не полагалось вопить без надобности.

— Кто горит? Чего ты несешь, глупая? — Максимов открыл дверь пошире и сам не удержался от восклицания: — Нелли, поди сюда!

Веронике не привиделось. Ближе к носу корабля, у капитанской каюты, горел накрытый парусиной ящик. И как горел! Из него вырывались то алые, то изумрудные космы, разбрызгивались фонтанами, бросая дробящиеся на лету огненные звездочки на борта, на такелаж, на сбегавшихся к пожарищу матросов.

— Горим! Горим! — подхватывали все новые и новые голоса.

Максимов выскочил из каюты и помчался прямо к салютовавшему разноцветными залпами ящику. Анита и Вероника не отставали. Они не успели ни о чем подумать. Да и какие могли быть раздумья? Шхуна вот-вот займется и сгорит.

Спутанный веревками Нконо что-то прокричал им вослед, но его никто не слушал.

Палуба уже тлела, подожженная искрами. Экипаж споро взялся за ликвидацию бедствия: маленькие очажки затаптывали, на те, что побольше, набрасывали обрывки парусов, куртки, плащи… Все, что подворачивалось под руку. А фейерверк не прекращался. В ящике, как нетрудно было понять, хранился запас корабельных фальшфейеров. Сам по себе он загореться не мог. Значит, кто-то поднял непромокаемый чехол и бросил под крышку зажженный фитиль.

Но разбираться с причинами возгорания следовало не сейчас. Усилия поредевшей команды были направлены на то, чтобы не дать судну сгореть. В дыму, распространившемся над палубой, Анита видела мелькавшие лица капитана Руэды, помощника Рамоса, боцмана Накамуры, юнги Париса… Они то проявлялись, как изображение на фотографической пластине, то вновь пропадали за едкой завесой. Рыжий Карл оказался расторопнее всех — он принес ведро с привязанной к нему цепью, зачерпнул забортной воды и вылил на ящик. Зашипело, дым смешался с белесым паром, и палубу совсем заволокло, не видно было ни зги. К счастью, пожар уже не расползался, ящик оттащили от стены и отрезали огонь от палубных надстроек. Рамос выстроил всех, кто имелся в наличии, цепочкой и принес еще два ведра. Емкости передавали из рук в руки и выливали воду на верткие стебли пламени.

Было шумно, голова болела от несмолкаемого гомона и задымленности, но в один из моментов Анита, стоявшая вместе со всеми, уловила донесшийся с кормы громкий щелчок. Что это? Улучить бы хоть полминутки, сбегать и проверить, но человеческий конвейер действовал беспрерывно, и ни одно звено не могло из него выпасть. Анита, ошарашенная происходящим, решила, что услышанный звук — не что иное, как треск перегретых досок.

Сколько прошло времени — минут пятнадцать-двадцать? Никто не засекал. Результат был достигнут — огонь потух. Вскоре развеялся и дым. Сеньор Руэда заглянул в ящик — там, в присыпанной золою луже плавали обугленные остатки фальшфейеров. Отныне шхуна лишалась возможности подавать ночью световые сигналы, но могло быть и хуже, поэтому от жалоб воздержался даже вечно недовольный Джимба.

— А где Нконо? — спросил капитан, пересчитав всех невольных пожарников, собравшихся вокруг него.

К щекам Аниты прихлынул жар. Африканец так и сидел связанный в каюте, и теперь надо было как-то оправдываться. Она вывинтилась из людского скопления и потянула Алекса с Вероникой за собой, шепча на бегу:

— Его надо освободить! Живее!

Дверь в каюту была полуоткрыта. Они вбежали в помещенье, куда наплыли снаружи дымные барашки, и окаменели.

Нконо сидел под стеной, все так же скрученный по рукам и ногам. Выставив кадык, он опирался затылком на сучковатый брус, а над его переносьем багровела рваная дыра.

Глава четвертая 07:00–10:00