– Ложь во спасение? – с сомнением сказала Кира. – Бывает ли она?
– Бывает, – убежденно ответил Лес. – Моя мать была художница. Очень нервная, тонко чувствующая и впечатлительная. Когда у нее обнаружили рак, мы с отцом ничего ей не сказали. Договорились с клиникой в Америке и отправили ее туда. А там какой-то дол… врач, которому с детства было вбито в голову, что от пациента нельзя ничего скрывать, ей все рассказал. И мать умерла от сердечного приступа. После этого я к правде стал относиться с большой осторожностью. Не всем и не всегда можно ее преподносить.
Его глаза влажно заблестели, и Кира с нежностью погладила его по руке.
– А отец? Как пережил эту смерть он?
Алексей сжал зубы, и желваки заиграли у него на лице.
– Отец вскоре женился, а я оказался слабым звеном. Мачехе я был не нужен, отец принял ее сторону. Кира, я не хочу сейчас об этом вспоминать, слишком тяжело. Давай как-нибудь в другой раз, хорошо?
Кира кивнула и вдруг сникла. Глаза ее встревоженно метнулись, а лицо окаменело.
– Что-то не так? – спросил Лес.
– Нет. Просто вспомнила, что нужно еще мою маму поставить в известность. Все-таки изменение семейного положения. Не могу же я промолчать и ничего ей не сказать.
– А твоя мама будет против, – догадался Алексей. – Поэтому ты расстроена.
– Да. Боюсь, она нас не одобрит: у нее пунктик на разновозрастных браках. Не упускает случая, чтобы гадость какую-нибудь по этому поводу не сказать. А тут вдруг, представляешь, я явлюсь, да с таким известием! Она будет в шоке.
– Это что-то меняет в наших отношениях?
– Ничего.
– Тогда она привыкнет.
Кира согласно кивнула и засмеялась.
– Кира, ты сошла с ума? – очень «ласковым» голосом произнесла мама.
Такой ее тон не предвещал ничего хорошего. Это могло означать только одно: мать в бешенстве, и сейчас последует долгая и нудная «лесопилка».
– Я совсем забыла, мне нужно бежать…
– Стоять! – гаркнула Нина Михайловна, вскакивая и преграждая дочери путь к отступлению. – Кира, как ты можешь! У тебя растет дочь, какой пример ты ей подаешь! А то, что этот твой… – она пожевала губами, подбирая слово, и Кира втянула голову в плечи, – твой альфонс может глаз на Анфиску положить, ты об этом подумала?
– Он не альфонс! – возмутилась Кира. – У него свое предприятие, к тому же приносящее стабильный доход.
– Не верю я в его состоятельность. Иначе зачем ты ему вообще нужна?! Тут вон старые пердуны с женами разводятся да на «внучках» женятся, что уж о молодых кобелях говорить. Слышала, Максим Петрович с Верой Семеновной разошлись? Да-а, и он уже женился на другой. А она на тридцать лет его моложе!
Нина Михайловна кипела праведным гневом.
– Максим Петрович с Верой Семеновной всегда жили как кошка с собакой, – возразила Кира.
– Это не повод на старости лет от жены уходить!
– По-твоему, если мужик «срок» отмотал, то ему надо еще и пожизненное впаять? Пусть хоть напоследок порадуется жизни.
– Что за тюремный жаргон? За речью своей следи!
– Все, мне пора.
Кира вылетела из квартиры матери как ошпаренная и захлопала ладонью по кнопке лифта.
– Вернись немедленно, я не отпускала тебя! – Нина Михайловна выскочила следом за ней на лестничную клетку.
– Не вернусь. Слышать ничего не хочу, поступать буду так, как считаю нужным. На Веру Семеновну мне плевать, к тебе не приду, пока не передумаешь.
– Ты мне больше не дочь! – крикнула Нина Михайловна, наблюдая, как закрываются двери лифта.
– Разумеется – дочь. Уже почти сорок лет, – ответила Кира, но, кажется, мать ничего не услышала.
Лифт тронулся, и она обессиленно прислонилась к зеркалу на стене кабины.
Важно ли для вас, чтобы ваши близкие понимали и принимали ваш образ жизни? Раньше Кира обязательно бы ответила «да». Но чем старше она становилась, тем меньше ее трогало мнение матери. Тем более их взгляды чаще всего кардинально отличались.
Кира давно перестала подстраиваться под Нину Михайловну и смирилась с тем, что никогда не будет для нее достаточно хороша. К тому моменту, когда они определились с местом проведения торжества, Кира, разумеется, послала приглашение матери, но ждала любой ее реакции. В том числе и что Нина Михайловна не придет.
Но первым человеком, которого она увидела в день бракосочетания, была именно мама. Она окинула ее критическим взглядом и удовлетворенно кивнула.
– Хороша. Но могла бы платье и потемнее надеть. Чего в твоем возрасте в белое рядиться, – все-таки не удержалась от колкости Нина Михайловна.
– Во-первых, это не белый, а цвет шампанского, а во-вторых, потемнее надевают на похороны. А у меня свадьба.
– Не хами. Я и так чувствую себя не в своей тарелке.
Она посидела немного молча, наблюдая, как Кира крутится перед зеркалом, то подбирая, то отпуская подол, и вышла из комнаты.
В загс Нина Михайловна в одной машине с молодыми не поехала. А Кира не стала ее уговаривать, боясь, что она не удержится и наговорит Лесу гадостей по дороге.