Тигр, тигр, светло горящий !

— Это просто счастье, понис Кирилл, что вы оказались в нашем городе. Я писал как-то вам, но ответа, конечно, не получил, да и не ждал его. В нем я благодарил за сына. Если бы он не пошел в армию, то не знаю, что с ним могло бы случиться. Это, знаете ли, беда всех курортных городов — в мертвый сезон отдыхающих нет, работы тоже нет. Молодежи заняться нечем, вот и кудесят кто на что горазд. Летом же им работать неохота. Да и какая может быть работа, когда кругом полно праздно шатающихся туристов и кажется, что весь мир отдыхает и веселится. Просто беда с ними. Пейте чай, пожалуйста, сейчас достану копченое мясо и хлеб с тмином.

— Спасибо.

— Так вот, я уж думал мой оболтус пойдет по кривой дорожке, да вот вы помогли. Сейчас он на Марсе, в Учебном корпусе. Командиры его хвалят, говорят выйдет из него хороший офицер.

— А вы не боитесь, что снова начнутся боевые действия?

Старик вздохнул.

— Кто же не боится. Но лучше погибнуть на войне, чем сгнить на каторге.

Я пожал плечами, но промолчал.

Вот так, думал я, уходя из музея, подтверждаются самые грустные ожидания. Еще один мой рекрут. Интересно, благодарил бы меня этот человек, если бы его сын сгинул в ледяных пустынях Спутников или вернулся бы домой радиоактивным калекой?

Парк медленно перетек в улицу с одно- и двухэтажными коттеджами и заброшенными пансионатами, обсаженными деревьями и кустами темного для меня происхождения. Редкие прохожие прогуливались по Лайсвес аллеи, магазины большей частью были закрыты — сезон кончился и торговля замерла. Я брел без всякой цели, натянув на уши капюшон и засунув руки в глубокие карманы плаща, прокручивая случившийся разговор, и чуть не угодил под машину, которая резко затормозила на мокром асфальте, пошла юзом, каким-то чудом не сметя меня, словно бита — городок, обогнула мое замершее тело, обругав напоследок гнусным бибиканьем и обдав сизым дымом от полупереваренного в недрах загибающегося от ржавчины двигателя бензина. От такого вида транспорта я давно отвык и еще долго глядел на это чадящее чудовище с открытым ртом и сильно бьющимся от пережитого страха сердцем. У хозяина этого монстра должны быть большие проблемы с экологической полицией, пронеслось у меня в голове.

Мерседес покатил дальше и лихо для его возраста повернул на Прамонес. Я пожал плечами и побрел вслед за машиной. Местные жители из всех видов транспорта предпочитали ноги и даже велосипед здесь считался издевательством над окружающей средой, к тому же Паланга была маленьким городком и пока водитель этого Жигули заводил бы свой агрегат, любой малыш уже бы пересек весь город раза два. Я тоже сравнительно долго не мог привыкнуть к такой провинциальности, но потом вошел во вкус пешего передвижения.

Завернув на Прамонес, я увидел стоящий автомобиль и возвышающегося над ним молодого Гринцявичюса из вышеупомянутой экологической полиции. Все-таки вести в подобных местах распространяются со сверхсветовой скоростью и водитель был обречен на смерть с момента въезда в наш городок. Злорадствуя, я подошел на место казни.

Из машины уже вылезал водитель, а на лице Гринцявичюса-младшего застыло грозное выражение. Будь это кто из нашей общины, он бы наверняка отделался только строгим внушением, но чужаку не светило такого милосердия — сейчас он оставит здесь изрядную сумму экю или лишится водительских прав. Журналистский инстинкт ли сработал, мещанство ли уже въелось в мою кровь, но я не мог пропустить такого зрелища и остановился поглазеть. Я был не одинок и вокруг уже собирался народ. Подошел вечно сующий свой нос в чужие дела Альгирдас с вонючей трубкой в зубах, откуда-то возникла Ванда со своим мудрым малышом, имя которого я никак не мог заучить, и сейчас поедающим морковку, громыхая костями подковыляла старая Аушера, опиравшаяся одной рукой на массивную суковатую палку, которую с трудом бы поднял и здоровяк, а другой вцепившись в Римаса, все еще не снявшему рыбацкую фуражку с «крабом».

Водителем оказалась симпатичная молодая девушка со спортивной, но не истощенной, фигурой (терпеть не могу у женщин крупные формы в духе Рубенса), короткими темными волосами, широкими бровями вразлет и зелеными глазами. Толпа оживленно зашевелилась и стало ясно, что ее симпатии теперь на стороне девушки и суд Линча над ней откладывается на неопределенное время. Молодой Гринцявичус взял под козырек, широко улыбнулся, но твердо решив выполнить свой служебный долг до конца и не давать спуска злостным, хотя и чертовски соблазнительным, нарушителям экологического режима, сурово потребовал:

— Ваше удостоверение, пони.

Пони протянула ему, встав на цыпочки, карточку и стала оправдываться, состроив невинную физиономию:

— Извините, сэр, но я видимо, залюбовавшись вашим прекрасным городом и морем, пропустила предупреждение, что здесь запрещено использование бензинового двигателя. Иначе ноги моей здесь не было бы.