– Слишком обширные повреждения. Кислотные брызги в принципе способны прожечь такую рану, но затылок не продырявят.
– Колющее оружие?
– Вроде ножа или кортика?
– Вроде того.
– Невозможно. Вы себе хоть представляете, с каким усилием нужно было ударить?.. Нереально.
– Гм… Не могу больше никаких видов проникающего оружия припомнить. Хотя стоп. Как насчет огнестрела?
– То есть?
– Древний вид оружия. Стреляет патронами с начинкой из взрывчатого вещества. Вонючая и шумная штука.
– Нет, это не прокатит.
– Почему?
– Почему?! – передразнил де Сантис. – Потому что пуля не найдена. В ране ее нет. В комнате нет. Нигде нет.
– Чертовщина какая…
– Согласен.
– Вы хоть к чему-нибудь пришли? Что-нибудь обнаружили?
– Да. Незадолго до смерти он ел сладости. Во рту найден фрагмент желатиновой оболочки… самой обычной.
– И?
– В номере нет сладостей.
– Наверное, он их все и съел.
– В желудке нет сладостей. В любом случае он бы не мог их проглотить.
– Почему это?
– У него был психогенный рак. Тяжелая форма. Он говорить не мог, не то что сласти жевать.
– Чертовщина. Дьявольщина. Нужно найти оружие… чем бы оно ни было.
Пауэлл перелистал стопку отчетов с места преступления, поглядел на коченеющее тело, насвистывая искаженный мотивчик. Ему вспомнилась прослушанная некогда аудиокнига об эспере, который умел считывать мысли трупа… идея сродни старой байке о том, как фото убийцы получили с сетчатки глаза мертвеца. Хотелось бы ему такое уметь.
– Ну ладно, – вздохнул он наконец. – С мотивом преступления мы покамест облажались, с методом тоже. Остается надеяться, что обстоятельства прояснятся, иначе нам Рейха никак не прищучить.
– Рейха? Бена Рейха? А он тут при чем?
– Да меня больше Гас Тэйт волнует, – пробормотал Пауэлл. – Если он в этом замешан… А? Рейх? О, де Сантис, он и есть убийца. Я заговорил зубы Джо ¼мэйну внизу, в кабинете Марии Бомон, разыграл сцену, и Рейх подставился. На всякий случай прощупал его. Конечно, это не для протокола, но я выяснил достаточно, чтобы увериться: Рейх наш клиент.
– Господи Иисусе! – ужаснулся де Сантис.
– Но до обвинительного приговора еще далеко. Путь к Разрушению долог, брат мой. Долог, долог.
Пауэлл в задумчивости, покинув общество старшего криминалиста, побродил по прихожей и стал спускаться в картинную галерею, где устроили временный штаб полиции.
– Вдобавок, – пробормотал он, – мне нравится этот парень.
В картинной галерее рядом с орхидейным номером обустроили временный штаб. Пауэлл и Бек встретились там для совещания. Оно прошло в молниеносном темпе, присущем телепатическим беседам, и заняло тридцать секунд.
Оставив за собой последнее слово, Пауэлл встал и покинул картинную галерею. Пересек крытый мостик, спустился в музыкальный салон и прошел в главный зал. Там он застал увлеченных беседой Рейха, ¼мэйна и Тэйта – те стояли рядом у фонтана. И снова встревожился, подумав о страшившей его проблеме Тэйта. Если маленький щупач действительно стакнулся с Рейхом, как заподозрил Пауэлл на вечеринке неделей раньше, то, не исключено, и в убийстве он замешан. Эспер первого класса, один из столпов Гильдии – соучастник убийства? Немыслимо. И, если это действительно так, практически недоказуемо. Еще никому не удавалось прощупать первоклассного эспера без его согласия. А если Тэйт (невероятно, невозможно, шансы один к ста) сотрудничает с Рейхом, то и сам Рейх может оказаться неуязвим.
Пауэлл принял решение провести последнюю пропагандистскую атаку, а уж затем возвращаться к рутинной полицейской работе, и повернул к группе у фонтана. Он поймал их взгляды и быстро приказал щупачам:
¼мэйн и Тэйт кивнули, пошептались с Рейхом и тихо ушли. Рейх с интересом поглядел им вслед и перевел взгляд на Пауэлла.
– Это вы их спугнули? – требовательно осведомился он.
– Я их предостерег. Садитесь, Рейх.
Они сели на край бассейна, глядя друг на друга с неприкрытой симпатией.
– Нет, – сказал Пауэлл после паузы, – я не прощупываю вас.
– Я и не думал, что станете. Но в кабинете Марии вы это сделали, не так ли?
– Вы почувствовали?
– Нет. Догадался. На вашем месте я бы так поступил.
– Никому из нас не получается особо доверять, гм?
– Пфф! – пренебрежительно отмахнулся Рейх. – Мы с вами не в пансионе для благородных девиц. Мы играем по-крупному, оба. Лишь трусы, слабаки и горемычные неудачники цепляются за правила честной игры.
– А как насчет этики и чести?
– Мы несем в себе свою честь, но руководствуемся собственным моральным кодексом… а не правилами, которые невесть какой перепуганный маленький человек сочинял для других таких же. У каждого свои честь и этика, и покуда он им верен, кто бросит в него камень? Чужая этика вам может прийтись не по вкусу, но разве это повод обвинять другого в аморальности?
Пауэлл грустно покачал головой.