Тигр! Тигр!

— Где? Где? — забеспокоился Крот Кроу.

— В направлении юг-юго-запад, — сообщил ему Джорж В. Сурок.

— Что это такое?

— Это чудовище! — взвизгнула мисс Леггорн.

Чудовище проползло через шелку в сарай и немного полежало, переводя дыхание. Затем оно окинуло собравшихся взглядом. Собравшиеся на него смотрели.

— Это Джеймс Джеймс Моррисон Моррисон Уэдерби Джордж, — сказал Сурок. — Я видел, как он тискал принцессу.

— Да-да, — изрекло чудовище приятным голосом.

— Ничего от него не добьешься, — раздраженно заметил Профессор, — Говорить и то не умеет. Давайте расходиться.

— Но я же умею говорить, — сказал Джеймс на языке животных. — Чего ты на меня разозлился?

— Дражайшее, любезнейшее чудовище, — виновато смутился Профессор. — Я просто никак не мог подумать. Ты уж прости меня, пожалуйста.

— Да, — сказал Джеймс.

— В общем, все понятно, — объяснил собравшимся Белый Крыс. — Наука на все находит ответы. Он может общаться с нами, но зато не может говорить на языке своего племени.

— Да, — сказал Джеймс.

— Придется уж тебе, парнишка, говорить на нашем языке, — сказал Джек Джонсон.

— А мы думаем, он хорошенький на любом языке, — захихикали дебютантки.

— Дорогие леди, — сказало чудовище, — я от всей души благодарен вам за щедрый комплимент. Но я существо простое и непривычное к лести от таких очаровательных особ женского пола. В этом бурлящем мире конфликтов и конфронтаций одинокому существу вроде меня крайне успокоительно сознавать, что есть немногие, с кем можно беседовать и общаться.

— Его примитивное красноречие пробирает до самого сердца, — сказала одна из олених и состроила Джеймсу глазки.

— Где это ты раскопал всю эту возвышенную хрень? — спросил один из забавников.

— В колонке редактора, сочиняемой моим папашей, — ухмыльнулся Джеймс. — Он зачитывает свои статьи маме вслух.

— Честность и скромность, — сказал скаутмастер. — Весьма похвальные качества.

— Слышь, чудовище, а каково это жить в компании людей? Это сильно не как с нормальной публикой?

— Не знаю, сэр. Я никогда не жил ни с кем другим.

— А как насчет этой принцессы? Ну эта, которая бурмесска.

— О, это не более чем легкий флирт. Она висцеротоник, то есть руководствуется в своих поступках скорее инстинктом, чем доводами интеллекта.

— Мама родная! — воскликнул Джек Джонсон.

— Тоже какая-нибудь редакторская? — спросил какой-то забавник.

— Да, сэр. Я должен заметить, леди и джентльмены, что это первый в моей жизни случай поговорить с кем бы то ни было осмысленно.

— А разве родители с тобой не разговаривают?

— Да, конечно, но, когда я отвечаю, они не слушают.

— Это потому, что ты говоришь по-нашему, а они по-их-нему.

— А знаете, — сказал Профессор, — я вижу в этом простоватом чудовище определенные возможности. Пожалуй, я подключу его к слушанью курса искусств и естественных наук первой степени.

— Сюда направляется одна из этих Конни, — предупредил его преосвященство.

— И правда. Уходи поскорее, чудовище, увидимся завтра. Кто там ближе, помогите ему протолкнуться в дверь.

Джеймсова мама подхватила сына на руки и понесла домой.

— Ну как, милый, много ты сегодня увидел? Хорошо, что здесь не надо бояться машин. Ты сделал какое-нибудь серьезное открытие?

— Вообще-то да, — ответил Джеймс. — В большом красном сарае собирается прекрасное товарищество птиц и зверей. Они приняли меня с распростертыми объятиями и любезно предложили взяться за мое образование. Каждый из них со своим характером, и все они очень забавные. Они называют меня чудовищем.

Увы, Джеймс говорил на языке животных, который его мать не понимала и даже не слышала. Поэтому он просто сказал по-человечески «да», но был при этом очень раздражен неспособностью матери его услышать. В этом и состоит ужасный конфликт нашего правдивого рассказа.

А в Большой красной школе и вокруг нее началось обучение Джеймса Дюпре.

— Высочайший расцвет музыки приходится на эпоху барокко, — говорил Джек Джонсон. — Телеманн, Бах, Моцарт и, по моему мнению, величайший из них — Вивальди. У него была сила, у него был нерв. Вы меня понимаете? Хорошо. Теперь вы должны все время иметь в виду, что музыканты говорят, обмениваются высказываниями. И вы должны не просто слушать музыку, вы должны ее делать, то есть вести разговор с музыкантами. Понятно? Вы слышите их утверждение, и вы отвечаете. Вы соглашаетесь с ними либо спорите. Это, собственно, и есть то, из чего состоит музыка.

— Спасибо, сэр.

— Не за что, не за что. А теперь послушаем, как вы поете «ля».

— Копая глубже и глубже, — говорил Крот Кроу, — мы обнаруживаем, что температура фунта увеличивается в среднем на один градус по Фаренгейту на фут глубины. Однако братья с севера рассказывают, что они быстро натыкаются на слой вечной мерзлоты, оставшейся с ледниковой эпохи. Это весьма интересно. Это означает, что в математическом смысле последнее оледенение еще не закончилось. Вы видели когда-нибудь айсберг?

— Нет, сэр.

— Я хотел бы докопаться до основания айсберга и посмотреть, какая там температура.

— Но там же очень холодно!

— Холодно? Тьфу! Холод бодрит лучше любых таблеток.

— Спасибо, сэр.