Тигр! Тигр!

В этом мире, который я покидаю, не было и нет места для меня, настоящей меня. Мир не хотел от меня ничего, кроме моей красоты, не хотел того, что внутри меня. Я хочу быть полезной. Я хочу быть частью чего-то. Будь я частью чего-то, имей моя жизнь хоть какую-то цель, эта ледышка в моем сердце могла бы и растаять. Я могла бы научиться что-то делать, что-то чувствовать, чему-то радоваться, могла бы даже научиться влюбляться. Да, я направляюсь в никуда.

Пусть будет новая реальность, которая во мне нуждается, которая меня хочет, может меня использовать… И пусть эта реальность примет решение сама и позовет меня. Ведь если придется выбирать, я непременно снова выберу не то.

А что, если я не нужна нигде, если я пройду сквозь этот огонь, чтобы вечно странствовать в пустом безликом пространстве? Даже и тогда я ничего не теряю. Разве не этим я занималась всю свою жизнь?

Возьми меня, ты, кто меня желает, кому я нужна!

Какая прохладная эта завеса… словно обрызгали чем-то ароматным.

И когда люди стояли на коленях и молились, Маарт воззвал к ним: «Встаньте, о чада Иалдабаофа, и воззрите своими глазами!»

Тогда они встали и содрогнулись от ужаса, ибо из завесы огня вышел зверь, от одного вида которого сердца всех похолодели. Он возвышался на восемь локтей, а шкура его была розовая с белым. Шерсть на его голове была длинная и желтая, а туловище — длинное и с изгибами, словно некое поганое дерево. И все оно было покрыто свободно висящими складками странного белого меха.

Книга Маарта, XIII: 38-39

Боже Всемилостивый! Так это и есть реальность, меня призвавшая? Реальность, которой я нужна?

Это солнце… такое высокое… его яркий голубоватый глаз, как на картине у итальянского художника… горные вершины. Они выг ладят словно груды отвратительных нечистот. И эти долины… как гноящиеся раны. И тошнотворный, как на помойке, запах. Везде гниение и распад.

И эти отвратительные существа… они толпятся вокруг… словно гориллы, измазанные дегтем. Не животные — и не люди. Словно люди, не очень успешно переделанные в зверей, — или звери, совсем уже плохо переделанные в людей. Они мне что-то напоминают. И пейзаж тоже какой-то знакомый. Где-то я все это уже видела. Не знаю как, но я бывала здесь прежде. Возможно, в мечтах о смерти… возможно.

Так это реальность смерти, и она меня призвала? И я ей нужна?

И снова народ вскричал: «Слава Иалдабаофу!» И при звуках священного имени зверь повернулся к огненной завесе, из коей пришел он, и завеса тут же исчезла.

Книга Маарта, XIII: 40

Нет отступления?

Нет выхода?

Нет возвращения в нормальный, разумный мир?

Но она же была здесь секунду назад, эта завеса. Выхода нет. Только послушать эти звуки, которые они издают. Визжат, словно свиньи. Неужели они считают, что поклоняются мне? Нет. Это не может быть реальным. Никакая реальность не может быть столь ужасна. Некий грязный трюк… Вроде того, что мы сыграл и с леди Саттон. Я нахожусь в бомбоубежище. Боб Пил сыграл очередную шуточку и подсунул нам некий новый наркотик. Потихоньку, так, чтобы мы и не знали. Я лежу на диване и вскрикиваю во сне. Но скоро проснусь. Или верный Диг меня растолкает… до того как эти страшилища подойдут совсем близко.

Я должна проснуться!

С громким криком зверь огня пробежал сквозь толпу и помчался вниз по горному склону. И звук его голоса вселял в сердца страх, подобный страху, какой бывает, когда колотят в медные щиты.

И когда он пробегал под низко нависшими ветвями горных деревьев, дети Иалдабаофа снова тревожно вскричали, ибо зверь устрашающим образом скидывал по пути свою белую шерстистую шкуру. И клочки этой шкуры так и остались висеть на деревьях. А зверь все бежал и бежал, словно ужасное белое с розовым предупреждение всем, кто грешит и не следует путям праведным.

Книга Маарта, XIII: 41-43