Тиберий Гракх

– Возьми! Я был в рабстве у римлян и знаю, что смерть лучше неволи.

Веледа взяла кинжал и положила его рядом с собой. Из ее глаз по впалым бледным щекам потекли крупные слезы. Она протянула руки мужу.

Ретаген прижал Веледу к груди.

В полночь с городской стены по сходням спустились Ретаген и его друзья. Место, намеченное для перехода через укрепления, хуже других охранялось римлянами: здесь вал достигал наибольшей высоты.

Воины ползком преодолели пространство от городской стены до рва. Тихо лежали они во рву. На фоне неба виднелись силуэты двух римских часовых.

Ретаген шепотом приказал одному лазутчику заняться левым часовым, сам же пополз вправо, где виднелся силуэт другого.

Часовой, которого решил снять Ретаген, нес службу внимательно. Услышав шорох, он схватился за веревку колокола, чтобы дать сигнал тревоги, но дернуть веревку не успел: брошенный Ретагеном нож попал ему в сердце.

Римляне подняли тревогу, когда лазутчики уже перебрались через вал. Но было поздно: Ретаген и его друзья перемахнули через ров и, метнувшись в сторону, исчезли в темноте.

Разбиты, но не побеждены

Полибий писал за маленьким столиком у входа в палатку. Гай сидел в углу, задумавшись. Тяжелые мысли и дурные предчувствия не покидали его. В Риме сейчас решается судьба великого дела, а он должен торчать здесь, у развалин Нуманции. Он ничем не может помочь брату. Сципион не торопился в Рим – хочет задержать воинов в Испании до развязки борьбы за землю и лишить Тиберия их поддержки.

Полибий отложил тростниковое перо, насыпал на пергамен песку и разогнул сгорбленную спину.

– Вот я и завершил свой труд, – сказал он. – Теперь потомки узнают и об этой войне. Она стоила Риму не меньше сил, чем последняя война с пунами.

В глазах Гая промелькнули озорные искорки.

– Прочти, Полибий, что ты написал о подвиге этого маленького народа.

Полибий стряхнул песок с пергамена и поднес его к полуслепым глазам.

– «На одиннадцатый месяц осады они вышли из города. Заросшие волосами, грязные, молча они смотрели на врагов. В их глазах были гнев и печаль. Они спросили у Сципиона, продадут ли их в рабство. Когда Сципион дал утвердительный ответ, они удалились, чтобы своей рукой свести счеты с жизнью. Столь велика была любовь к свободе у этого варварского народа».

В палатке стало темно. Чья-то фигура заслонила выход. Гай приподнял голову и узнал Ксена. Несколько мгновений он стоял молча с опущенной головой. Потом сунул руку за край плаща и вытащил оттуда какой-то продолговатый предмет.

– От Блоссия.

Дрожащими пальцами Гай распутал завязки таблиц и развернул их. Полибий видел, как помертвело лицо Гракха. Ксен стоял, опустив глаза.

В палатку вошел Сципион. Казалось, он был чему-то рад.

– Пусть меня накажут боги, если мы завтра не отправимся домой, – сказал он весело. – Можете собираться.

Гай встал. Он понял, чем вызвано решение Сципиона.

– Знаешь ли ты, Эмилиан, что произошло в Риме? – спросил Гай, задыхаясь от волнения.

– Да.

– Что скажешь о подлом убийстве Тиберия и его друзей?

Сципион долго рылся в памяти, отыскивая подходящее изречение. Теперь, когда к нему пришла слава, он, как старик Катон, стал говорить языком Гомера.

– Так да погибнет всякий, задумавший дело такое, – продекламировал он нараспев.

Глаза Гая зажглись такой яростью, что, казалось, он бросится и задушит Сципиона. Тот отступил на шаг.

– Благодарю за откровенность! Жаль, что Тиберий не успел узнать тебя получше. Но ты еще поплатишься за эти слова. Римский народ тебе их не простит!

Закрыв лицо руками, Гай выбежал из палатки. Ксен кинулся было вслед, но Сципион задержал его.

– Кто ты? – спросил он.

– Вольноотпущенник Тиберия Гракха.

– Вот тебе тысяча денариев, – проговорил быстро Сципион, протягивая Ксену кошелек, – задержи Гая Гракха. Сделай так, чтобы он попал в Рим позже нас.

Ксен ничего не ответил. Он рванулся с такой силой, что кошелек выпал из рук Сципиона.

Выбежав из палатки, Ксен огляделся. Гая нигде не было.

Гаю хотелось в одиночестве поразмыслить обо всем, собраться духом. Он направился к развалинам Нуманции, которых избегали легионеры.

Перед ним простерся мертвый город. Торчали одинокие стены, чернели груды камней. Из руин выскочил волк. Вдали Гай увидел человеческую фигуру. Поза сидевшего на камне говорила о глубочайшей скорби. Гай не решался его тревожить и стоял в отдалении. Он видел, как незнакомец встал и, укрепив меч между камнями, отошел на несколько шагов, явно намереваясь броситься на него.

– Остановись! – закричал Гай.

Лицо незнакомца с запавшими щеками было страшно. Глаза горели гневным лихорадочным блеском. Это был Ретаген.

– Кто ты и зачем помешал мне? – спросил он по-гречески.

Гай с удивлением посмотрел на говорившего. Он не ожидал услышать от варвара греческую речь.

– Имя мое ничего тебе не скажет. Меня зовут Гракхом.

– Я знал одного Гракха. Да что я! Его знает и любит вся Испания. Он заключил с нами справедливый мир. Меня же он когда-то спас от меча.

Гай молчал. Удивительно слышать похвалу брату из уст варвара и осуждение от Сципиона.

Ретаген продолжал: