Тиберий Гракх

Сципион остановился против юноши с опухшим лицом.

– Ты, Клавдий Азелл, – начал он, – растратил отцовское состояние. Целыми днями ты бродишь по Риму с такими же шалопаями, как ты, переходя из одной харчевни в другую. Посмотри на себя в зеркало! Ты уже потерял человеческий облик, у твоего коня взгляд более осмысленный, чем у тебя. Данной мне властью я исключаю тебя из сословия всадников и перевожу в сословие эрариев.

– Вето! – послышался твердый голос Муммия.

Обход продолжался.

Уже вечерело, когда Полибий услышал из атрия шум шагов. Отложив в сторону свиток, он поспешил навстречу Сципиону.

– Ну как? – спросил он, глядя в усталые глаза друга.

– Первый бой с роскошью я бы сравнил с Каннами, – ответил Сципион с деланной серьезностью.

– С Каннами? – удивился Полибий.

– Ну да! В той страшной для нас битве командование принадлежало двум консулам, моему деду Эмилию Павлу и Теренцию Варрону. Сегодня действовали два цензора. Я исключил из всаднического сословия пятерых. Но мой коллега, не к ночи будь о нем сказано, четыре раза прокаркал «вето».

– Это печально, – отозвался Полибий. – На Марсовом поле у тебя появилось много врагов. Тебе остается чаще посещать Форум.

Сципион удивленно вскинул голову.

– Я имею в виду, что у вас на Форуме легко приобрести друзей. Для этого достаточно обратиться к незнакомому квириту с приветствием, назвав его по имени.

– О нет, мой друг. У меня плохая память. Вот Аппий Клавдий похваляется, что он знает каждого гражданина по имени. Мне достаточно того, что все знают меня.

Аттал

Услышав стук, Блоссий подошел к двери и открыл ее. Перед ним стоял незнакомец в дорожном гиматии и внимательно смотрел ему в глаза.

– Заходи! – предложил Блоссий. – Судя по одежде, ты с дороги. Мое скромное жилище принимает всех. А сам я рад служить любому, кто ищет помощи и совета.

– Я нуждаюсь в том и другом, – отозвался незнакомец, вступая в дом. – Мое имя Аттал. Я царь Пергама.

Обычно такое представление вызывает суету, удивление, испуг. Ведь не каждому смертному доводится принимать у себя дома царей. Но эти слова не произвели на Блоссия никакого впечатления. Лицо его оставалось таким же невозмутимым и приветливым.

– Садись, Аттал, сын Аттала, – сказал философ, предлагая гостю стул. – Сними свой гиматий, если хочешь.

Пока царь устраивался поудобнее, Блоссий занимал его разговором.

– Я немного читал о твоем царстве; о твоей столице, второй в круге земель; библиотеке. Мой юный друг и ученик, да будут к нему милостивы маны, несколько лет жил в одном из подвластных тебе городов. Мысленно я был с ним. Но мне самому не приходилось выезжать за пределы Италии.

– Об этом и пойдет у нас речь, – сказал Аттал. – Как тебе известно, я состою в переписке с Корнелией, и от нее наслышан о тебе и о твоем искусстве воспитания. Но сначала объясню. У меня есть сын…

– Да, да! – подхватил Блоссий. – Я слышал о твоем наследнике и знаю, что его, как тебя и твоего отца, зовут Атталом.

Гость поморщился.

– Но тебе неизвестно, – продолжал он, – что у меня есть племянник, сын моего любимого брата Эвмена. Внебрачный сын. Тебя может удивить, что я сейчас скажу. Но я должен тебе признаться, что вопреки родственным связям, я бы предпочел, чтобы мне наследовал сын Эвмена Аристоник.

Царь положил ладонь на стол и сжал пальцы в кулак. Блеснул драгоценный камень, вставленный в кольцо.

– Видишь ли, – проговорил гость с неохотой. – У Аттала дурные наклонности. Я обращался к медикам. Жажда обогащения заставляла их скрывать от меня истину. Но она все равно раскрылась. Мой мальчик неизлечимо болен. Ему никто не может помочь. Я пытался втолковать римским сенаторам опасные последствия передачи власти моему сыну. Меня успокаивали. Но блеск глаз собеседников выдавал их истинные мысли и чувства. Они радовались, ибо худший царь – для Рима самый лучший.

Аттал снова взглянул Блоссию в глаза и сказал, понизив голос:

– Может случиться, что сенат захочет воспользоваться болезнью моего сына для того, чтобы превратить мое царство в римскую провинцию. В этом случае Аттала III должен сменить Аристоник. Я хочу, чтобы он был к этому готов. В письме к Корнелии я задал ей вопрос, может ли она отпустить тебя, хотя бы на короткое время, в Пергам. Она ответила, что ее старший сын, кажется, его зовут Тиберием, вскоре отправится в Испанию, а младший еще не готов к восприятию философии. Поэтому Корнелия не возражает, если ты отлучишься из Рима. Понимая, что твое решение во многом зависит от того, понравится ли тебе ученик, я привез Аристоника.

– Меня тронуло твое отцовское горе, Аттал, – проговорил Блоссий. – Я готов тебе помочь. Но ты знаешь, ведь я последователь Зенона…

– Знаю! Именно поэтому я выбрал тебя. Ведь мать Аристоника – рабыня. Зенон же писал, что раб, одетый в рубище, может быть достоин большего уважения, чем владыка великой державы. Я бы к этому добавил: такой раб может стать и царем, если у него достойный наставник. Твои услуги…

– Оставь, Аттал! Зенон, как ты помнишь, писал: «За добро надо платить добром, а не золотом».

Аттал покраснел.