Тяжелые тени

- О учитель, - прохрипел он, и из пасти его пошел зловонный дух. - Что должно следовать после пытки словесной... этой... рубалис?

Махуня-доду изящно склонил голову и с легкой улыбкой ответствовал:

- После пытки вербалис следует пытка реалис. Эта жуткая необходимость всегда ввергает нас во тьму душевных страданий. Но это, - голос Махуни окреп, глаза взблеснули, - это необходимо, о ученик! Общеизвестно, что пораженные генным духом занимаются преступными деяниями. Они причиняют своими ужасными, порочными и преступными деяниями женщинам преждевременные роды, насылают порчу на приплод животных, хлебные злаки, виноград на лозах, плоды на деревьях, равно как портят женщин и мужчин, домашних животных и других животных. А также виноградники, сады, луга, пастбища, нивы, хлеба и все земные произрастания. А также снижают производительность труда на предприятиях различных отраслей и ведомств. Они, к тому же, нещадно мучают как внутренними, так и наружными ужасными болезнями мужчин, женщин и домашних животных. Они дерзают совершать преступные действия против государственных установлении, ропщут против владельцев предприятий, которые благодетельствуют им и молятся о них неустанно. Короче, толкают к погибели наши души, к уничтожению - тела и способствуют порче генофонда населения Фирболгии.

Рассчитывая на эффект внезапности, Махуня-доду резко повернулся к окошечку и выкрикнул" выбросив руку:

- О землянин! Собрат по разуму! Помни о предложении, сделанном тебе нашим благороднейшим Ведущим. Докажи, что ты воистину разумен. Ведь ясно, что ты проиграл. Докажи, что ты благороден. Вынуждая испытывать тебя железом и огнем, ты заставляешь страдать нас и делаешь нас преступнее, чем мы бы сами того хотели. Не согласишься - тогда боль. Ужасная боль. Непереносимая боль! Боль, которую не в силах представить ограниченная фантазия человека.

Когда Махуня-доду произнес слово "боль", лицо его непостижимым образом изменилось: расширились глаза, потерял форму рот. Он, содрогнувшись всем телом, мечтательно повторил:

- Боль... - И вдруг заговорил тихо и быстро, словно в забытьи: - Боль это альфа и омега нашего существования. В боли рождается человек. В боли умирает. Он бежит от боли, как и смерти, желая забыть о неизбежном. Но боль настигает и напоминает ему о Вечности.

Тугон снова икнул и вдруг довольно гоготнул. Махуня-доду, оборвавший свой страстный монолог, сообразил, что помощничек за время его речи успел "приложиться". Тугон получил нужную дозу, и его прорвало. Он заговорил бессвязно, с утробными уханьями в конце каждой фразы и отвратительным причмокиванием:

- Он обязательно нам все ответит. Явится в нему мастер Ой-ой! И Мальчик-щекотунчик прибежит за нервные сплетения потрогать. И чистенько и аккуратненько сделает ему тисочки на ручки и на ножки. Лестницей его попробуем и козлом. Перчаточки святой Надигиатев-сы попробуем и сапожок Дяд-Волда-доду.

Тугон хохотал, наклоняясь и ударяя себя руками по ляжкам. Шутка показалась ему очень удачной. Ему хотелось шутить еще и еще. И шеф не казался таким грозным.

- Вот еще хорошо, когда с бабами работаешь. К голому телу ленточку прикрепляем в рост Непостижимого. Начальство говорит, что отягощает она виновных. Не знаю, как на счет отягощения, но мне нравится. И еще волосы сбриваем, чтобы сатанинскую грамотку не спрятала. А особливо люблю осматривать тело проклятой грешницы, чтобы ведовскую печать найти. Ой, хороши попадаются грешницы! Бывает, что до греха доводят. Вот эта недавно. Рыжеволосая. Имечко странное. Интиль... Как я ее...

- Молчи! - завопил Махуня-доду, бросаясь к помощнику и пытаясь закрыть то место среди волос на лице, где должен быть рот. - Идиот! Что ты мелешь?!

Он повернулся к окошечку, и испуганный заячий крик вырвался у него не из горла, а откуда-то из глубины потрясенной души. Он никогда раньше не видел на лице человеческом такого страшного выражения.

27

Еще одна пощечина, и Сай-доду сообразил: перед ним средний офицер. Тот самый выскочка, о котором поговаривали, что его папаша разрабатывал в институте нейрофизиологии сращение мозга с компьютером.

Сай-доду напрягал зрение, но лицо офицера, склонившегося над ним, расплывалось и двоилось. К горлу подступала сильнейшая тошнота. Он застонал и закрыл глаза.

- Вставай, падаль! - услышал Сай-доду грубый окрик и почувствовал сильнейший удар по печени.

Внутри влажно екнуло, и несколько секунд младший офицер не мог дышать.

- Сейчас, сейчас, - засипел он, пытаясь выгадать еще хоть немного времени.

Сейчас бы бутылочку пива. Холодненького. И все бы как рукой сняло. Но разве эти изверги дадут?! Что он такого натворил вчера? Инстинкт еще никогда не подводил его. Даже мертвецки пьяный, Сай-доду всегда ухитрялся добираться домой, прежде чем ноги окончательно переставали повиноваться ему.

С неимоверным усилием опустил ноги на пол. Прежде всего провел рукой по бедру - оружие оказалось на месте. Значит, с этой стороны все в порядке. Что же произошло вчера _такого_? Он помнил себя часов до пяти. Потом сплошной провал.