«Здесь как то говорилось, что общественное сознание начинает свыкаться с мыслью об отстранении Великого Князя от верховного командования. Может быть это и так (хотя московская резолюция служит живым опровержением), но в отношении фронта я могу удостоверить противоположное. Ко мне сегодня утром явился приехавший с позиций штаб-офицер одного из видных гвардейских пехотных полков и спросил, неужели Великого Князя сменяют. Я ответил, что это возможно, но что сменит лицо гораздо более высокое. Офицер низко мне поклонился и молча вышел. По доходящим до военного ведомства слухам, в окопах идут разговоры об увольнении Великого Князя и солдаты высказываются в том духе, что у них хотят отнять последнего заступника, который держит в порядке генералов и офицеров. При таких настроениях в тылу и на фронте увольнение Великого Князя и вступление Государя чревато всяческими событиями. Как меньшее из двух зол, комбинация
«Мысль о такой комбинации носится в воздухе и произведет успокаивающее впечатление».
«Я сочту своим долгом довести до сведения Его Величества, что среди молодежи высших учебных заведений идет брожение на почве симпатии к Великому Князю и признания нежелательности его увольнения как вождя, единственно способного противостоять немцам. Ректор Петроградского Университета обратился ко мне с просьбою отсрочить открыто занятия, опасаясь, что со стороны студенческой массы возможны различные выходки и протесты».
«А какое впечатление произведет на верующих, когда в церквах перестанут поминать на ектениях Великого Князя, о котором все уже год молятся, как о Верховном Главнокомандующем. На эту подробность надо также обратить внимание Государя Императора».
«Оставаясь при прежнем своем взгляде, что решение Его Величества неизменно и не может быть поколеблено никакими убеждениями, я не стану препятствовать новой попытке воздействовать на Его Величество. Но должен сказать Совету Министров, что в беседе с Государем надо всячески остерегаться говорить об ореоле Великого Князя, как вождя. Это не только не поможет, но, напротив, окончательно обострит вопрос».
«Казалось бы, достаточно и таких аргументов, как риск династии и опасность революционного движения в стране. Впрочем, мы живем в такое время, когда небываемое бывает...».
В конце концов согласились на необходимости ходатайствовать о немедленном собрании Совета Министров под председательством Государя Императора для обсуждения, в соответствии с предложенною
«Золотая серединка всех озлобляет».
Беседа снова коснулась Государственной Думы, которая все более зарывается и своими речами сеет смуту и раздражение. Из учреждения законодательного она гнет в сторону превращения себя чуть ли не в учредительное собрание. Такие стремления идут в прямой ущерб ее законодательной работе и превращают Государственную Думу в агитационную трибуну.
«Ко мне приходят Члены Думы разных партий и говорят, что Дума исчерпала предметы своих занятий и что, благодаря этому, создается в ней тревожное настроение. Безнадежность наладить отношения с правительством, вопрос о смене командования, сведения с мест в связи с наплывом беженцев, всеобщее недовольство, ожидания в населении помощи от Думы, агитация в печати и т. п. все это в совокупности может подвинуть Думу на такие решения и действия, которые тяжело отразятся на интересах обороны. Мне прямо указывали, что речи по запросам и резолюции по ним могут принять открыто революционный характер. Словоговорение увлекает и ему нет конца. Пора окончательно обдумать вопрос о времени перерыва занятий. Помимо политических соображений, надо считаться и с тем, что масса мероприятий, вызываемых условиями войны, остается без разрешения, так как правительство лишено возможности пользоваться 87-ою статьею. Но решая вопрос о Думе, надо одновременно решить и вопрос о дальнейшей политике, о котором я уже говорил сегодня».