«Настроения в Москве служат ярким и быстрым подтверждением тому, что я говорил в Совете Министров неоднократно. Перемена командования — грозит самыми тяжкими последствиями для нашей Родины. Постановление Московской городской думы, в существе современных повышенных и обостренных настроений во всей Poccии, весьма умеренное. Было бы ошибочно рассматривать его, как простой политический выпад против существующего правительства, Оно подсказано тревогою за судьбы государства и выражение этой тревоги — подтверждение глубокого доверия к Великому Князю. С этим нельзя не считаться и просто отметать. Нельзя прибегать и к рекомендуемой Министром Юстиции мере, т. е. к отмене постановления думы. Это было бы, простите меня, слишком грубо и неудобно тем более, что в постановлении говорится о продолжении войны до конца. На такое пожелание нельзя ответить ни отменою его, ни молчанием. Нельзя отказать и в приеме Московского Городского Головы — это было бы незаслуженною обидою Москве, Первопрестольной столице Империи. С первых дней войны Москва неоднократно доказывала свой патриотизм и заслужила право высказать перед Царем свою тревогу за будущее родины в критическую минуту. Для меня вопрос сводится не к тому, нужно ли или нет принимать представителя Первопрестольной, а к тому, как принять и что сказать ему во время приема. Мне кажется, что откладывать аудиенцию не следует и надо назначить ее возможно скорее, чтобы избежать лишних толков и неудовольствий. Самый прием должен быть особенно милостивым и благосклонным. В течение беседы Его Величество мог бы поблагодарить Москву за выраженные чувства, высказать свое полное доверие к искренности выраженных пожеланий, заявить, что Царь понимает необходимость доверия страны к правительству, что этим вопросом он озабочен, что в этом направлении все делалось и будет делаться и т. д.».
«Т. е. А. Д. Самарин предлагает не мириться и не драться».
«Формула эта не вполне передает оттенок моей мысли. Я бы прибавил еще одно слово — приласкать. А затем в докладе Государю Императору я бы подчеркнул, что постановление Московской городской думы отнюдь не может быть рассматриваемо, как дерзостно-революционное, что нельзя отрицать необходимость для правительства доверия страны и что слова думы по адресу Великого Князя служат лишним подтверждением невозможности при настоящей обстановке производить смену командования».
«Я считаю в резолюции Московской городской думы наиболее важным {84} обращение к Великому Князю именно в настоящее время, когда решение Государя ни для кого не секрет. Значит, это обращение помещено нарочно, в виде предупреждения. Этого нельзя игнорировать. Москва за время войны стала средоточием общественных элементов и голос ее является отражением значительной части русского населения. Мы должны объяснить это Его Величеству и, если еще не поздно, попытаться еще раз отговорить его от немедленного осуществления принятого решения. Что касается аудиенции, то, по моему мнению, она необходима. Никогда не следует напрасно раздразнивать гусей».
«Доклад Министра Внутренних Дел глубоко меня взволновал. Он вполне совпадает с полученными мною из Москвы частными сведениями. Настроение там очень повышенное и можно ожидать таких последствий, которые бесконечно осложнят внутреннее положение и могут создать обстановку, в которой ведение войны окажется безнадежным. Во всяком случае правительству следует всемерно избегать таких действий, которые могли бы способствовать обострению общественного раздражения. С этой точки зрения я нахожу, что прием Московского Городского Головы совершенно неизбежен и что его следует обставить так, как указывает
В каком же положении окажемся мы, когда уже не одна печать и военно-промышленный комитет, но вся организованная русская общественность будут во всеуслышание требовать власти, облеченной доверием страны? Не касаюсь личных переживаний, но с точки зрения интересов государственного управления и организации обороны положение это совершенно невозможно. Все равно долго оно длиться не может. Надо заранее найти выход и остановиться на твердом решении, плане действий. Надо или реагировать с силою и с верою в свое могущество, в возможность достижения успеха, или же вступить открыто на путь завоевания для власти морального доверия. По моему глубокому убеждению, мы ни к тому, ни к другому не способны.