Пошел обратно. И вдруг из автобуса высовывается мой знакомый, Сергей Иванович.
— Давай, — кричит, — лезь сюда!
Залез я в автобус — стал смотреть. Темновато, но уютно.
— Ну что, — спрашивает, — не узнаёшь? Та же режиссерская аппаратная, только на колесах.
Пощелкал он ручками на столе, переключателями — и выплыли перед ним четыре экранчика, три внизу, в ряд, а четвертый повыше, отдельно.
— Вот видишь, — объясняет, — первый экран, слева, — то, что первая камера показывает. Оператор Сидоров. Он на самый верх забрался, держит своей камерой общий план, все поле, картину, так сказать, всей битвы, рисунок футбольной комбинации.
А второй, оператор Калустьян, со своей камерой стоит внизу, прямо на беговой дорожке. Крупные планы показывает. Фигуры отдельных футболистов. Борьбу за мяч.
А третий, оператор Сметаневич, тот со своей камерой на трибуне стоит, болельщиков показывает. Надо же иногда показать, как они болеют.
А я уж из этих трех картинок в каждый момент выбираю самую интересную и даю в эфир. Вот на четвертом экране, отдельном, — та картинка, что я выбрал из трех, та, что на передачу идет и что зрители дома на своих экранах увидят. Ну, не мешай, игра начинается.
Я сидел рядом с ним, и глаза мои разбегались по всем этим четырем экранам.
На первом, крайнем слева, было видно все поле, и по нему бегали маленькие игроки.
На втором, в середине, крупно был виден какой-нибудь один игрок, чаще всего тот, у которого в этот момент был мяч.
На третьем экране видны были болельщики, они неподвижно сидели рядами и с ожиданием смотрели вниз.
А на четвертом экране появлялась то одна, то другая, то третья из этих картинок.
— Вот, — закричал Сергей Иванович, — зенитовцы в атаку пошли! Какую камеру дать?
— Все поле. Первая камера.
— Правильно. Общий план.
— Вот Садырин к воротам пробился. Смотри, как обводит!
— Вторую камеру, — закричал я, — крупный план!
— Даю!
— Бьет!
— Ворота! Ворота давай! — закричал он в микрофон оператору второй камеры.
И сразу на экране показались ворота: в одном их углу лежал вратарь, а в другой угол медленно вкатывался мяч.
— Гол! Гол забили! Ура!
— Даю болельщиков, третья камера. Смотри, как тот, толстый, прыгает, шляпу вверх подбрасывает.
И так мы с Сергеем Ивановичем весь матч передали. Устали страшно. А наши все равно проиграли во втором тайме.
Потом мы ехали в автобусе, и я сидел и думал.
— Сергей Иванович, — спросил я, — а как это все называется?
— Что это?
— Ну это! — Я показал рукой вокруг себя.
— А-а-а. Это называется Пэ-Тэ-Эс. Передвижная телевизионная станция. Почему передвижная, — понятно? Телевизионная тоже понятно. Ну, и станция — тоже ясно. Если где-то что-нибудь интересное происходит, сразу же выезжает туда Пэ-Тэ-Эс и передает это на весь город или на всю страну. Смотря, насколько это интересно. Сегодняшний футбол, к примеру, мы с тобой на всю страну показывали.
— На всю страну? Вот это да!
— На всю, а как же!
— Сергей Иванович! Я вот чего не понимаю: такой маленький автобус, отдельно от студии, — как в нем только силы хватает?
— Он не совсем отдельно. Из автобуса мы только на студию передаем. Может, видел нашу антенну высоко над стадионом, вроде дырявого таза и направлена в сторону студии. От нас волны только на студию приходят, а там уж усиливаются и по всему городу идут, а то и по всей стране. Вот так, смотри. — И Сергей Иванович нарисовал на листке бумаги:
— Понимаешь?
— Да.
— Выходит, — не совсем отдельно. И уезжать по этой причине мы очень далеко не можем. Как только приезжаем на место, сразу же лезем с нашей антенной-тазом на самую высокую точку, какая есть поблизости — крыша дома или заводская труба, и смотрим оттуда в бинокль в сторону студии. Если видна еще вышка-антенна, значит, передача может пойти. Если вышка не видна, — привет, ничего не выйдет.
Когда передача уж очень важная, мы сначала пробу проводим. Приезжаем, ставим наш таз на самую верхнюю точку и передаем что-нибудь — ну обычно ту комнату, или зал, или лабораторию, откуда передача будет идти. Как мы говорим — «сдаем картину». А на студии ее принимают. Потом сообщают нам — хорошо видно или нет.
— А если плохо?
— Ну что?.. Освещения пробуем добавить, парочку прожекторов подкатить. Вообще сложное это дело. Заманчиво, конечно, с «живого» объекта передавать... но хлопот, как говорят, полон рот.
— А что еще?
— Долго рассказывать. Свободный телефон надо найти — подключиться для связи со студией. Место найти, лихтваген поставить — ну, световой вагон, по-нашему, в нем прожекторы привозят, ну и источники электропитания. И вообще всякие неожиданности могут быть — любые люди могут прийти, любые события случиться... Это тебе не в студии, где все рассчитано. И надо, чтобы и мы жизни проходящей не мешали.
Грош нам цена, если мы, рассказывая о работе лаборатории, парализуем эту работу на весь день! Так скоро нас вообще никуда не будут пускать... Ясно?
— Да! — сказал я потом. — И вообще хорошо бы вот так работать! Сколько интересного увидеть можно!