«ТИ-ВИ»

— В буфет нельзя — кабель не пустит, — он показал на уходящий хвост, — а так можно хоть по всей студии разъезжать. Один поет — его лицо показать, второй подхватил в стороне, — и его достанем. Только одно у нас правило — идти за человеком, за артистом. Скажем, пошел Онегин и поет, и мы за ним поехали потихоньку. А просто так камерой водить — самый большой грех. Есть у нас такой работник, Штукин. Он иной раз соскучится и поведет камеру по стульям, по оконным переплетам, по люстрам. А зритель дома сидит и соображает, — к чему ему эти люстры показывают? Видно, неспроста. А это просто Штукин соскучился, решил прогуляться камерой. Так что теперь у нас правило: никаких лишних движений, не понятных зрителю! Идти только за человеком! Это каждый оператор должен усвоить. Если дверь показал или окно, значит, в них скоро человек появится. А если просто так, — нельзя. Как говорится, не ерзай! Но, с другой стороны, всегда надо быть начеку. Например, сидит человек за столом и говорит. Оператор его показывает — аккуратно, ровно. Тот говорил, говорил и вдруг встал неожиданно. И вот в кадре уже не человек, а один только его живот, а все остальное вверх ушло, за кадр, а кто виноват? Оператор. Он к этому моменту подготовиться должен, отъехать с камерой подальше, чтобы, когда этот Ванька-Встанька на ногах окажется, голова его потолок не пробила, то есть, иначе говоря, из кадра бы не ушла...

— А как же угадать, когда он встанет?

— Опыт. Чутье. Интуиция. Догадка. У кого такого чутья нет, — что сейчас человек сделает, — тот и оператором работать не сможет.

ОТРЕЗАННОЕ УХО

— И еще надо помнить о композиции. Да да. Чтобы лицо всегда было в центре рамки, а ни в коем случае не с краю, не в углу. Тем более ясно, что нельзя пол-лица показывать. Или голову без шеи. Или шею без головы. Наш Штукин любит такие вещи делать. Оставит камеру и уйдет. А исполнитель тем временем сдвинется за кадр, пол-лица на экране, а где другая половина — неизвестно. Дети у телевизоров плачут, старушки в обморок валятся. А однажды выступал один известный певец и спускался он из дворца по лестнице — и вдруг во весь экран чье-то огромное ухо! Чье оно было — так и осталось неизвестным, но то, что его Штукин своей неумелой камерой отрезал, — это точно. Так что — собранность... внимание... И всегда помни о композиции.

— Чтобы ушей не было.

— И не только. Надо стараться, чтобы кадр симметричный был. Проходили симметрию? Ну вот. В левом углу человек — и в правом человек. В левом два — и в правом два. А то если все в один угол набьются, несимметрия получается, неравновесие, этот угол перетягивает, а с ним и весь кадр может завалиться, и вся передача. Так надо камерой шевелить, чтобы симметрию поймать. Понял теперь? А иногда и несимметричный нужен кадр, чтобы удивить зрителей, внимание привлечь.

ЛУПА И БИНОКЛЬ

— А раз так, на сколько она метров... достает?

— На сколько надо. Посмотри, видишь, спереди у нее три объектива, линзы. Вот этой ручкой они меняются. Один объектив вблизи видит, другой — на среднем расстоянии, третий — на дальнем. Смотря на какой дистанции действие происходит. В общем, один объектив вроде лупы, второй — бинокль, третий — подзорная труба. Их тоже надо успевать менять, когда действие то подходит, то отходит. Понял?

ТАНЦЫ

Он отошел в сторону и стал подозрительно смотреть на меня.

— Слушай, — спросил он, — а танцевать ты умеешь?

— Вот еще! Конечно, нет. Не мужское это дело.

— Ну, значит, оператором тебе не быть!

— Это почему же?

— А потому. Если хочешь, пойдем в третью студию. Там конкурс танцев, посмотришь.

Мы прошли по коридору, открыли дверь и вошли в третью студию. Она была как и первая, только поменьше. Там возвышалась гладкая площадка, и на ней под громкую музыку высокий плечистый парень и тоненькая красивая девушка танцевали танец, быстрый, резкий, с прыжками и рывками.

— Ну как, нравится?

— Ничего. Как только они не устанут?

— Молодежь. Избыток сил. А теперь посмотри на оператора — вон у камеры пригнулся. На ноги его посмотри.

— Ведь он тоже танцует!

— Да, вот так. Хороший оператор, когда танец показывает, всегда сам танцует вместе с камерой. Оператор настоящий должен музыку чувствовать, как дирижер. Мелодию ее и ритм. И двигаться вместе с камерой должен в ритме музыки. Понимаешь? Вот смотри.

На площадку тем временем вышли грустные девушки в белых платьях.

— Узнаёшь? — спросил Сергей Иванович. — Наша знаменитая «Березка». Только что из Африки. Наблюдай.

Заиграла грустная плавная музыка, и девушки плавно, словно не касаясь пола, поплыли по сцене влево, и оператор, повертывая за ними камеру, двигался так же медленно, плавно и грустно, словно танцевал вместе с ними и был участником их ансамбля.

— Вот так, — гордо прошептал Сергей Иванович, — это наш лучший оператор, Суслин. Больше так никто не умеет.

Мы вышли в коридор.