Словом, Романыч решил один-единственный раз согнать охоту, чтобы оной более не возникало, а потом, поручив Раечке возиться с этим проектом, в Мюнхене ее и оставить. План ему казался блестящим со всех сторон, с какой ни посмотри, но как всякий новичок в мире адюльтеров прокололся он с первого раза и по глупости. Пока был в душе, ему позвонила обожаемая супруга, а трубку взяла Раечка. Намеренно или случайно – он так никогда и не узнал.
Зато узнал, как бывает, когда в одночасье рушится вся жизнь.
Узнал, что такое боль потери, угрызения совести, узнал, что чувствует человек, который просит прощения без надежды быть прощенным, и еще много чего другого. Нет, первое время он еще был уверен, что никуда Нина не денется, не уйдет, останется с ним. Пугает только, воспитывает.
Но, как оказалось, от него, такого замечательного, вполне себе можно свалить в никуда. И двое детей – нифига не препятствие. Просто забрала их с собой и уехала к черту на рога, в родительскую квартиру, в другой район. В принципе ей это оказалось не так уж и сложно сделать – материально она от него не особенно зависела, но сам факт – удручал. Потому что из них двоих именно Роману пришлось туго. Сначала каялся, потом психовал, потом посылал ее к черту, раз ей не жаль ни его, ни детей, потом снова каялся, потом забылся работой.
Словом, вся жизнь одним махом – хоба! И на свалку!
Через полгода их развели, и, получив документы о разводе, он смотрел на них и не верил, что все. Конец. Ничего больше у них с Нинкой не будет. И семьи тоже нет.
Он сменил их дом на этаж в «Золотом береге», не особенно стремился видеть прежних друзей, потому что они были общими с Ниной, заводил новые знакомства и новых баб. В этом смысле даже ушел в отрыв, ожидая, что она явится на порог и грохнет его за такую неразборчивость связей, а потом они обязательно помирятся. Но и этого не случалось. По всему выходило, что ей на него плевать, а он попросту устал от такого собачьего существования.
Моджеевский привыкал к одиночеству, и вместе с тем оно его страшило. Он состоялся во всем, но устал от вечеров, которые проводил с собакой. В конце концов, он не в том возрасте, когда так уж легко оказаться у разбитого корыта, а именно так он себя и ощущал. У разбитого корыта.
И вот Женя. С которой он провел вечер пятницы и выходные, ловя себя на мысли, что с ней ему легко и свободно. И уютно. И вообще он чувствовал себя так, как не чувствовал и дня за истекшие три года холостяцкой жизни.
Она ждала его у кофейни возле набережной. Легкая, воздушная и какая-то «своя». Роман подкатил прямо к ней и тормознул у бордюра. Вышел из машины, широко улыбнулся и подошел, чтобы помочь сесть.
- Привет, - выдохнул он, обхватив ее талию и прикоснувшись губами к щеке почти хозяйским жестом. – Долго стоишь?
- Нет, - улыбнулась Женя. – Кофе пила.
- И как тебя после этого ужином кормить? – Роман открыл перед ней дверцу. За выходные они успели перейти на «ты», но еще дальше – пока не вышло. Моджеевский честно и благородно ухаживал за ней целых три дня, раздумывая, можно ли уложить в постель на четвертый, тогда как в последние холостые годы бабы сами укладывались в первый же вечер. А вот с Женей что-то поменялось. Или это у него настрой поменялся.
- Очень даже просто кормить, - она весело устроилась в кресле, отправив назад сумку. – Я не ела, поэтому с аппетитом все в порядке.
Сумка уткнулась в нечто шелестящее и занимающее немало места на заднем сидении. Роман рассмеялся и выпалил:
- Цветы помнешь! Твои, между прочим, - и, обежав машину, сел за руль, после чего букет алых роз перекочевал на Женины колени.
- У меня уже цветочная оранжерея, - пробормотала она, с удовольствием вдыхая аромат. – И на работе, и дома.
- Еще скажи, что тебе это не нравится.
- Я опасаюсь, что они обратят меня в свою веру и я стану цветком.
- Да ты и так цветок, Жень, - улыбнулся Моджеевский. – Редкой красоты. Видишь, я как шмель тут жужжу вокруг? Кстати, у шмеля есть предложение. Воспользоваться альтернативой к ресторану и поужинать у меня. Хочешь посмотреть, как мы с Ринго живем?
- Готовить тоже сам будешь? – подмигнула Женька.
- Считаешь, я не умею?
- Наверное, пока я об этом не думала. Поэтому – поехали к тебе, будем разбираться.
- Ну, то есть, если ужин будет из ресторана, ты не разочаруешься?
- Я постараюсь, - торжественно заверила Женя и быстро поцеловала его в губы. Отодвинуться не успела. Роман перехватил инициативу, обхватив ее за шею, и прижал к себе крепче и чуть дольше, чем «быстро». Его ладонь легко провела по Жениному плечу, спустилась ниже, скользнула по груди, и лишь потом он отстранился.
- Я тут подумал, - слегка охрипшим голосом проговорил Моджеевский, когда их лица все еще были близко друг к другу, - что макароны сварить, в принципе, в состоянии. Ради эксперимента. Но ужин все равно заказан.