Зато уже на следующий день Нина снова ему звонила. Снова расспрашивала про Юльку. Говорила о том, что хотела бы с ней познакомиться и все же как-то уладить весь этот конфликт, который и выеденного яйца не стоит – «ведь мы же цивилизованные люди, что такого?».
Моджеевский сначала даже обрадовался. Рассказал Жене. Та в свою очередь, хоть и немного сомневаясь, пообещала поговорить с младшей, когда та вернется – самый главный разговор между сестрами никак не случался. Юлька изображала крайне занятую и очень взрослую особу и как раз уехала с отцом смотреть вуз, общежитие и что-то еще. А случилось это ровно тогда, когда Моджеевский снова активизировал разговоры о семейном ужине-знакомстве, теперь уже настоящем, торжественном, как полагается.
Он упрямо тянул на себя одеяло в их отношениях. И очень часто, когда Женя останавливалась посреди его комнаты в одиночестве, на мгновение выпущенная им из виду, и хоть немного приходила в себя после торнадо по имени Роман, то пыталась понять – что она здесь делает. Зачем? Что происходит в ее жизни? По ее ли воле или вопреки?
Ведь все было хорошо.
Все. Было. Хорошо.
Каждую ночь засыпать в руках вне всяких сомнений любящего мужчины. Каждое утро просыпаться безо всякого будильника от того, что он целует ее лицо. Вместе завтракать и ужинать. Ежедневно получать новый сюрприз, будь то цветы, сладости или приятные мелочи – набор Моджеевского был банальным, но совершенно беспроигрышным. Понимать, что он всерьез заботится о ней и без нее не видит своего будущего. Вернее, хочет этого будущего только с ней. Это же все хорошо!
Но почему это постепенно начинает набивать оскомину?
Почему это становится ее обыденностью, тогда как хочется, наверное, чего-то совсем другого – знать бы чего.
Разве все это правильно?
А еще откровенно задалбывали звонки Нины, которая вместо того, чтобы отстать, принялась дергать Романа с удвоенным энтузиазмом, и он сам это видел, не понимая, как всякий другой мужчина, лишь одного – очевидной причины. Но причину очень хорошо понимала Женя. Потому что поводы для Нинкиных звонков с каждым разом становились все смешнее. То семье необходим шофер, чтобы кого-нибудь куда-нибудь отвезти, а лучше, чтобы это сделал папа. То у Тани какие-то планы, и ей срочно нужно его мнение. То Бодя, вернувшийся домой, ее беспокоит, и необходимо это обсудить.
И наконец, убедившись в том, что с Юлькой у Богдана так и не ладится, Нина Петровна Моджеевская немного успокоилась и включила голову, которая была отнюдь не глупой. Нашла какой-то колледж в Лондоне, куда можно было устроить сына вольным слушателем на то время, пока у него не будут готовы нормальные документы об образовании. Денег это удовольствие стоило немереных, но что такое деньги, когда, во-первых, речь идет о будущем их ребенка, а во-вторых, главное – он окажется подальше от этих сестер Малич, положивших глаз на обоих ее мужчин.
И Нина начала постепенную работу в этом направлении. Она звонила Роману и звала его на «деловые ужины», чтобы проанализировать сложившуюся ситуацию. Потом чтобы поговорить по душам с сыном – кто еще бедного мальчика поймет, как не его отец. Потом чтобы всем вместе решить, как этому бедному мальчику быть дальше. Ее тон из возмущенного, как было раньше, сделался вежливым, просительным, даже почти что дружеским. Конечно, аппендикс Богдана во многом уравновесил их сложные отношения, расставив приоритеты, но все же слишком разительной казалась перемена.
И самое смешное, что каждый раз Моджеевский бросал все, и ехал туда – потому что бывшая умела походя надавить на больную мозоль. И представить ситуацию в столь драматичном свете, что он самому себе уродом бы казался, если бы не пошел на поводу.
Видела это и Женя, пока он пытался решить, что делать, лишь доводя себя до точки кипения. Но ничего не говорила, дожидаясь, когда до мужчины дойдет. До мужчины пока не доходило.
Все слишком усложнилось. И Роман не понимал, когда и как. Вот его жизнь – еще совсем обыкновенная. А вот – уже начинает катиться в непонятном направлении с оглушительной скоростью. Пока еще без грохота, но определенно с перспективой. Когда-то уже так было. Ничем хорошим не закончилось. Но тогда он хоть знал, где накосячил! А сейчас – понятия не имел. Однако в то лето Моджеевский, отвечая на очередной Нинин звонок под внимательным и в то же время вроде бы отсутствующим взглядом Жени, по-прежнему верил, что на сей раз выплывет, и все обязательно будет хорошо. Потому что дети повзрослеют и перестанут давать повод, Нина успокоится и прекратит теребить, а Женю... он любит.
За каких-то пару недель по приезду его это все изрядно измочалило.