- Вот как раз хотела спросить вашего совета по этому поводу. Наверное, мне необходимо что-то достаточно универсальное, потому что я до сих пор не имею понятия, где и как буду встречать.
- Что так?
- Работы много, некогда остановиться, - пространно махнула рукой Алина, отчего плед с ее плеч съехал, открывая взгляду Нины Петровны эффектную брошь с камнями тутти-фрутти.
Та не могла пропустить такую красоту и восторженно проговорила:
- Какая прелесть! Что-то винтажное? Сейчас такого не делают.
- Да, ей больше семидесяти лет. Мне Марго разрешила ее использовать в качестве аксессуара. Это подарок Богдана.
- Мой сын – большой молодец, - улыбнулась довольной улыбкой Нина Петровна. – И где только раздобыл такую?
- Ни за что не угадаете – у нас в Солнечногорске. В магазине жены Димы Ярославцева. У нее что-то вроде винтажной лавки, очень-очень интересно. На самом деле мы вместе с ним выбирали, Нина Петровна.
Бывшая Моджеевская покивала, чуть склонившись к броши и разглядывая разноцветные камни, и впрямь напоминающие леденцы.
- Ну ты тоже умница, я знаю. Теперь прояви смекалку и придумай что-нибудь на Новый год. Что вам, молодым, в нашей деревне торчать!
- Обязательно что-нибудь придумаем. Но это же не только от меня зависит, - вздохнула Акаева. – Богдан очень занят работой.
- Вот и отдохнет.
Алина немного помялась. Коснулась губами края чашки. Чай в ней был ароматный, черный, но с какой-то ягодной примесью. Чуть терпкий, элегантный вкус. Немного подумав, она снова посмотрела на Нину Петровну и несмело забросила удочку:
- Порой мне кажется, что он вообще не умеет отдыхать, Нина Петровна. Всегда такой... сдержанный. Напряженный. Вообще всегда, даже после самых... самых интимных моментов, понимаете?
- Надо научить, милая, - по-матерински сказала Нина и похлопала Акаеву по руке. – Он с самого детства был очень уравновешенным, рассудительным. Мало что могло его действительно взволновать. И это должно было быть чем-то очень сильным. Наш развод с его отцом, например, дался ему нелегко.
- Бунтовал? – заинтересованно спросила Алина, доверчиво улыбнувшись.
- Возраст был сложный.
- Но вы же это преодолели... Значит, тогда он проявлял эмоции?
- Алина, тогда он был ребенком, - Нина Петровна придвинула к потенциальной невестке блюдо с пирожными. – А теперь он взрослый мужчина. Генеральный директор огромной корпорации. Ему приходится соответствовать. От тебя зависит, каким он может быть вне работы.
- Иногда создается впечатление, что от меня мало что зависит в действительности, - вздохнула Акаева и благодарно кивнула за пирожные. – Он когда-нибудь раньше влюблялся?
- Разве бывает так, чтобы не влюбляться? – рассмеялась Нина Петровна. – Конечно, и, возможно, даже не раз. Но все это было несерьезным, и совсем не должно тебя беспокоить.
- Да меня и не беспокоит. Просто тревожит, насколько серьезно – я. Богдан... мне бы не хотелось однажды его потерять.
- Ты точно думаешь не о том! Вы с Богданом вместе. Если бы он этого не хотел, то... сама понимаешь…
Алина понимала. К сожалению, слишком много, чтобы успокоиться от одних только слов Нины Петровны. И все, что она вынесла из этого разговора – это неоспоримый и неутешительный факт, что с матерью Моджеевский уж точно не слишком близок.
Потому что отговаривалась та лишь общими фразами, и на какое-то время Акаевой даже показалось, что она сама знает о Богдане куда больше, чем Нина Петровна. В конце концов, «нелегко дался развод» и «сложный возраст» - можно сказать о любом подростке. О любом и ни о ком одновременно. Зато сама Алина точно видела – она не выводит его вообще ни на какие эмоции. И никто не выводит.
Нет, они временами и смеялись вместе над какой-нибудь шуткой, и непринужденно болтали неважно о чем. В постели Моджеевский бывал разным – и нежным, и страстным, и требовательным, и дающим. И придраться ей по сути было не к чему. Желание в нем она однозначно вызывала. Он хотел ее, но она не знала наверняка, хотел ли он именно ее или просто хотел. Движения к ней – никакого. Сама иди. Эмоции – хоть одной бы добиться, ей-богу! Или понять, что он действительно вот такой... равнодушный... параллельный...
Вот только Алине почему-то казалось, что именно таким Богдан и не был. И когда он тащил ее к машине из магазинчика винтажных украшений, а она едва успевала перебирать ногами, чтобы не отставать, то точно видела, как что-то мелькало в его глазах. Что-то, что заставляло их блестеть иначе, чем блестит холодное и безучастное море в ноябре. Знать бы еще, почему. Что вывело. Откуда взялось. Не от брошки же!
И что это за выходка с чаевыми? Сколько он оставил – Алина не имела представления, но судя по вытянувшейся физиономии жены Ярославцева, догадывалась, что и правда устроил аттракцион невиданной щедрости. И почему там? Правда слушал про побрякушки от Рейкактотам? Реально слушал? Он же никогда не слушал то, что ему не интересно!