The Last Kings of Shanghai: The Rival Jewish Dynasties That Helped Create Modern China

Чтобы прокормить семью, отец Эриха открыл в гетто овощной киоск и каждый день отправлял Эриха и его брата стоять в очереди за пропусками, чтобы они могли покупать овощи на китайских рынках за пределами гетто и привозить их обратно для перепродажи. Школа в Кадури оставалась открытой. Эрих окончил ее и устроился работать в аптеку, заполняя заказы и доставляя лекарства. Деньги, которые он зарабатывал, помогали его семье жить. Никто не знал, какая судьба их ожидает.

 

Несмотря на то, что они потеряли большую часть своего имущества и теперь ютились в крошечных комнатах шанхайского гетто, беженцам было лучше, чем их китайским соседям, некоторые из которых также были беженцами из зон военных действий, расположенных дальше на севере. Китайцы и евреи не могли хорошо общаться друг с другом. Мало кто из беженцев знал больше нескольких слов по-китайски, а китайцы не знали ни немецкого, ни английского . Но сам факт того, что они могли жить открыто, поражал многих беженцев. Герхард Мозес, беженец из Вены, вспоминал: "В Европе, если еврей сбегал, ему приходилось скрываться, а здесь, в Шанхае, мы могли танцевать, молиться и заниматься бизнесом". Он был поражен тем, "как люди, которым было еще хуже, чем мне, могли меня жалеть". У Йозефа Россбаха, еще одного беженца, хранился игрушечный бамбуковый рикша, с которым он играл. Шанхайский рикша приходил домой несколько раз в неделю, усаживал Йозефа и его собственных детей в свою рикшу и со смехом катал их по улицам. "Они не знают антисемитизма", - сказал своей семье изумленный Лео Рот, беженец.

 

ВИКТОР САССУН был в ИНДИИ, за пределами военной досягаемости Японии. Он собирал деньги для помощи раненым британским солдатам и путешествовал по миру, выступая от имени союзников. Хань Суйин, левый писатель, симпатизировавший коммунистам, встретил его на борту корабля, плывшего из Бомбея в Нью-Йорк , и назвал его надменным и высокомерным. "Он поднялся на борт, прихрамывая, с моноклем и с тем, что шанхайская марка высокомерия, которая теперь казалась почти пародией", - писала она позже. С "монокулярной надменностью" он объявил ей: "Мы вернемся в Шанхай в следующем году".

Выступая в Бостоне, Виктор был более реалистичен, рассказав о череде поражений, понесенных союзниками в Азии после Перл-Харбора, о том, как британцы и американцы недооценили японские вооруженные силы, и о капитуляции Сингапура и Гонконга. "Похоже, они точно знали, что происходит на наших территориях, что мы делаем, что предлагаем сделать и какие проблемы им нужно решить. С другой стороны, мы, казалось, знали очень мало, если вообще что-то знали, о том, что делают они".

Виктор предсказывал, что союзники в конце концов выиграют войну и миром будут править "русская империя", Европа, в которой будут доминировать Соединенные Штаты, и азиатская империя, "которой, вероятно, будут управлять китайцы". Китайцы, утверждал Виктор, увидев успех Японии, скажут себе: "Если всего лишь изучение нескольких западных трюков позволило Японии почти победить Соединенные Штаты и Великобританию, то какой шанс у Китая с 400 000 000 человек. Мы правили миром, и почему бы нам не править снова?"

"Я думаю, что китайцы меняются в своем менталитете", - заключил он. "Я думаю, что они пробудились, и я думаю, что китайцы будут опираться на японские методы".

Однако пока японцы контролировали Шанхай и держали в тюрьме главного заместителя и политического советника Виктора, Эллиса Хаима, представителя багдадской еврейской диаспоры, привезенной в Шанхай Сассунами еще в XIX веке. Хаим сыграл решающую роль в обеспечении беженцев питанием и жильем. Теперь он сидел в тюрьме в доме на Набережной, который когда-то был шедевром Виктора, и лежал больной и неухоженный. Американский журналист, сидевший в тюрьме вместе с Хаимом, был освобожден и написал Виктору о страданиях Хаима. Он процитировал Хаима: "Я выдержал эти тяготы в течение шестидесяти дней, но теперь, после восьмидесяти двух дней, я сломлен. Уже несколько дней я пытаюсь вызвать врача, чтобы он посмотрел на мою лихорадку, но они и рукой не пошевелят. Все мои деньги приносят мне много пользы. Я и не мечтал, что буду жить как самый грязный кули". Хаим был так слаб, что ему приходилось помогать дойти до туалета и держать на руках других заключенных. "Он был болен, по его словам, малярией, а его конечности были сведены судорогой от долгого лежания в углу", - писал журналист Виктору. "Он был склонен обвинять вас в своей несчастной судьбе". Тем временем журналист писал, "Японцы развлекались в вашей студии-ателье, перебирая оставленные вами вещи".

Виктор, прочитав письмо из безопасной Индии, был убит горем. Его отчаяние по поводу будущего росло. Он спросил у других руководителей, присоединившихся к нему в Индии, чего он стоит. Они перечислили деньги, хранящиеся в банках, миллионы, вложенные в американский фондовый рынок, фабрики в Индии, огромные запасы недвижимости и инвестиции в Шанхай.

"О Китае можно забыть, - мрачно сказал Виктор. "Он потерян".