The History of Bones: A Memoir: A Memoir

"Нет, конечно, нет. Это совершенно естественно, и мне даже понравилось, но мне пришлось несколько часов не спать, умоляя его не причинять тебе боль".

"О, отлично".

"Думаю, все будет хорошо".

Поэтому всю оставшуюся часть поездки я только притворялся, что сплю. Я слышал, как он говорил ей на переднем сиденье: "Есть группа, которая, я думаю, тебе понравится. Это команда брата и сестры под названием Carpenters. Они очень незатронуты".

Когда мы ехали на север, начался снегопад. Псих Вет велел мне выбросить обувь в окно. На мне были кроссовки, которые разваливались на части.

"Почему?"

"Просто выбросьте их в окно".

Мне не очень-то хотелось быть убитой без обуви, но парень требовал это сделать в очень угрожающей форме. Я выбросил кроссовки в окно, пока мы мчались по шоссе. Он потянулся к сумке у своих ног и достал относительно новую пару армейских ботинок, которые мне вполне подошли.

Вернувшись в Вустер, я позвонил маме с соседского телефона, притворившись, что все еще нахожусь в Беркли. Я попросил ее подождать секунду и прокрался к входной двери. Я сказал: "Привет, мам", стоя у нее за спиной.

Когда она поняла, что я стою у нее за спиной, очки слетели с ее головы, и она бросилась ко мне.

3.Внутри мозга Бога

 

В четыре часа утра на Мэйн-стрит в Вустере, штат Массачусетс, Вселенная подарила мне мой первый саксофон. В этом не было никакого притворства или окутывания обыденностью. Не было такого: вот это произошло, потом это, я повернул в ту сторону, и вот он. Просто человек с тачкой подарил мне мой первый саксофон.

Моя сестра, Лиз, подарила Эвану губную гармошку на пятнадцатилетие. Я взял ее и стал одержим. Я играл все время и очень быстро добился хороших результатов. Я слышал более известных гармонистов в Вустере и Бостоне и знал, что у меня неплохо получается.

Барабанщик Майкл Эйвери был парнем моей сестры. Я равнялся на Майкла. Он многому научил меня в музыке, просто играя мне, когда я приезжал к ним в Бостон. Он был первым, кто сыграл мне Колтрейна. Я не понимал его и был очарован идеей, что существует музыка, которую я не понимаю.

Это было похоже на то, как если бы кто-то говорил по-китайски. Как может существовать музыка, которую я не понимаю?

 

-

Майкл приехал в Вустер, чтобы выступить в забегаловке под названием Ale 'n' Bun. Мы с Эваном были в Ale 'n' Bun за несколько месяцев до этого, когда этот огромный парень вел себя как полный мудак. Вышибалы пытались его выгнать, но не смогли. Приехала полиция, а гигант поднял барный стул и обрушил его на стену из бутылок и зеркал за барной стойкой.

Только пара бутылок разбилась.

Эван повернулся ко мне и сказал: "Я был разочарован тем, как мало вреда это принесло", - пока полицейские вытаскивали парня.

Майкл играл там с Бейбом Пино, гармонистом из Бостона. У Бейба Пино была репутация лучшего гармониста в округе, что, на мой взгляд, было полным бредом. Она основывалась исключительно на том, что он жил на Максвелл-стрит в Чикаго, который когда-то, давным-давно, был очагом блюза в этой стране. У него было несколько причудливых приемов, но в его игре не было ни души, ни воображения. Он носил блестящую одежду, у него были отвратительные волосы, и я его терпеть не мог.

На гитаре играл белобрысый парень, который играл с Мадди Уотерсом. Мадди назвал его Гитар Гуни.

Я спрашиваю Майкла, могу ли я посидеть с ним, и он говорит, что спросит, но, похоже, не в восторге от этой идеи. Это концерт Бейба Пино, а Бейб Пино - гармонист. На полпути к выступлению они подзывают меня. Бейб не очень дружелюбен. Он протягивает мне микрофон - не свой дорогой микрофон-пулю, который предназначен для губной гармошки, а какую-то пошлую штуковину. Он говорит, что будет петь, а я могу сыграть на гармошке. Я нервничаю, но знаю, что у меня получается.

Они начинают, и я присоединяюсь, но я не слышу себя. Я не слышу ни одной ноты, которую играю, и чувствую себя неловко. Все идет не так, как я себе представлял: они играют, а я вступаю за ними и говорю: "Ух ты! Парень хорош!".

Я не слышу себя. Я понятия не имею, что я играю. Я начинаю играть так сильно, что могу играть только по одной ноте за раз, по одной ноте на вдохе. Это катастрофа. Я ужасен. Я чувствую горячую колючую боль на спине и шее, ощущение укуса тысячи комаров, которое сопровождается тем, что я выставляю себя полным кретином. Но случилось так, что мой микрофон не попал в мониторы, и я никак не мог себя услышать. В то время я ничего не знал о мониторах. (Мониторы - это колонки, обращенные спиной к музыкантам на сцене, что позволяет им слышать, что они играют). Я не знаю, почему я не могу услышать себя, и думаю, что Бейб Пино, должно быть, какой-то монстр, чтобы быть услышанным. У меня нет той силы, которая нужна. Я играю все сильнее и сильнее, до такой степени, что все, что я играю, не имеет никакого музыкального смысла.

Я вижу их насмешливые взгляды. Что это за придурок, который возомнил, что может сравниться с великим Бейбом Пино? Даже Майкл после этого ехидничает.

 

-