Мифология слабого государства/сильного героя формирует многие жанры в романтико-приключенческой традиции популярной культуры Великобритании и США. В них герои решают проблемы и спасают людей, потому что безличное, неэффективное или враждебное государство не может этого сделать.2 Миф о слабом государстве - одна из самых влиятельных британских идей, передающихся по кровеносной системе в США, и он помог увековечить представление - даже в период высокого кейнсианства 1940-1970 годов - о том, что индивиды и рынки лучше, чем коллективы или государства, делают выбор. Этот тип индивидуалистического мышления - пережиток викторианской эпохи. Либеральные гегемоны Великобритании и США создали для своих образованных элит возможность верить в то, что свободный индивид является высшим социальным актором. Фантазия об автономной самодостаточности скрывает в себе глубокую привязанность к аристократическому представлению о привилегиях и превосходстве. Ее американизированная, модернизированная версия - самодельного (белого) человека - является локусом консервативных политических желаний. Он действует как псевдопопулистская фантазия об одиноких достижениях, неотъемлемых социальных отличиях и с трудом завоеванном богатстве.
Двойная фантазия о саморегулирующихся субъектах и саморегулирующихся рынках - это воображаемый фундамент мифологии слабого государства. В реальности, конечно, Великобритания и США всегда смешивали политику свободной торговли и протекционизма. Проповедь торгового либерализма и защита экономических преимуществ привели США к огромному мировому богатству, как и Британскую империю. В условиях кризиса национального упадка утрачивается именно этот миф о свободной торговле, мифический самообраз экономического гегемона, льстиво изображаемого в качестве крестоносца за глобальный laissez-faire. Трампизм знаменует собой место крушения этого самовосприятия. Изоляционистский и протекционистский поворот в движении Трампа обнажает американскую слабость и одновременно трубит о силе.
На культурном уровне, конечно, риторика Трампа - это попытка переработать Рейгана - уже рекурсивное упражнение в ностальгии по ностальгии (по англо-американскому правлению). Источники власти Америки на спаде - финансы и вооруженные силы - мистифицировались и прославлялись в фильмах 1980-х годов, таких как "Уолл-стрит" и "Топ Ган". Но эпоха Рейгана в основном репетировала свою привязанность к западному могуществу через ностальгию по хорошей жизни эдвардианской эпохи и эпохи Эйзенхауэра. Фильмы о возрождении раджа в Голливуде 1980-х годов выражали англофильскую составляющую этого чувства. Фильм "Назад в будущее", возвращаясь к социальным формам времен холодной войны, буквализировал отечественную тенденцию. Ностальгия по сверхдержавам и сейчас вливается в те же фантастические сосуды, огибая прекрасные времена Эдварда и Эйзенхауэра. Вспомните "Аббатство Даунтон" и "Безумцы" - два популярных телешоу, которые получили широкое распространение в неопределенные годы после краха 2008 года. Элитная аудитория с удовольствием смотрела истории о последних уверенных эпохах западного могущества. Британские аристократы и американские технократы. В "Даунтоне" поднимался вопрос о том, можно ли сохранить богатство рантье в условиях упадка (ответ: да, на одно последнее поколение, с помощью импортированного капитала от американской жены). Mad Men драматизировал хрупкое создание богатства в индустриальной американской экономике, быстро смещающейся в сторону медиа-развлекательно-военно-сервисного-финансового секторов (Гудлад). Временами тревожные, но в конечном итоге обнадеживающие, эти сериалы возвращают времена славы англоязычной элиты. Они предлагают консерваторам соблазн гламурного прошлого, которое, тем не менее, скомпрометировано приниженными взглядами элиты на расу, класс и пол. Подобные фантазии льстят прогрессистам, в то же время закрепляя обратный дрейф исторических желаний. Безусловно, сериал Mad Men, завершившийся в 2015 году, проливает свет на первобытные удовольствия 1950-х годов, связанные с Дональдом Трампом - разрушителем табу, гольфом, белой уверенностью и жестоким сеньориальным чувством гетеросексуальной привилегии. Любая популярная культура может каннибализировать и смешивать прошлое, но в Великобритании и США вершинные этапы национального превосходства особенно цепко держатся за полупогребенные политические желания, которые продолжают жить в их последствиях.