«The Coliseum» (Колизей). Часть 1

Пьер Безухов, герой, образ и человек, стоял в небольшом зале, с темнотой вместо потолка, пронизанной струйками белого тумана. Слабое освещение подвешенного абажура, шнур которого терялся в ней, выхватывало лишь стол, покрытый биллиардным сукном, те самые струйки и трех человек за ним. Люди разговаривали. Еще пара стульев была свободна. Чуть в глубине, как ему показалось, проступали контуры ниш. Двое, сидевшие вполоборота, бросили на гостя равнодушный взгляд. Третий, над спиной которого высилась лысая макушка, как и у правого, даже не обернулся.

Никто не придал значения его появлению. Разговор, судя по мягкой приглушенности, должен был протекать спокойно и размеренно, в некой бесконечной обыденности… но «вопреки» и «все-таки» нарушался всплесками эмоций.

Несколько минут Безухов стоял ошарашенный и просто слушал.

Сейчас говорил человек слева в необычном атласном дублете, что носили подданные Альбиона в далеком средневековье, с пепельной шевелюрой, манеры и форма общения которого не позволяли отнести владельца ни к одному из знакомых гостю слоев общества. Говорил он слегка клокочущим голосом, явно владея вниманием остальных:

– Таланту всегда предлагается выбор: деньги или время. Ни одному гению того и другого история не дала. И не возражайте!.. – упреждая чуть заметное движение собеседников, «шевелюра» тряхнула плечами. Дублет колыхнулся кистями бахромы – деталью, завладевшей вниманием Пьера и, переливаясь сполохами, застыл. – Увы, почти все выбирают деньги. И получают. Лишь один, один-единственный!.. когда из десятка, а когда из тысяч, сотен тысяч все-таки выбирал меня! Время! Причем, в отличие от вас, господа, располагаю доказательствами. Они налицо, ибо я – прошлое время! Всё уже совершилось во мне… и вместе со мной! А сейчас перед вами – свидетель! Почему, спросите меня?.. – говоривший от возбуждения даже наклонился вперед, – если ты ощутил движение потока, уносящего в бездну всех и вся, прикоснулся ко мне, осознал, что летишь, проваливаешься, как и остальной мир, но решил сделать шаг вперед – я не вспомню о девяти. Ты сроднишься со мной, и завеса заботы приоткроется шагнувшему! Именно я удобряю память, питаю своим свидетельством. Исчезни прошлое – исчезнет время. Но я дарю избраннику это! Способность жить без опыта. Уже не встанет вопрос: почему нельзя пройти сквозь огонь? В его памяти подобного опыта нет. Так же, впрочем, как и самой памяти. И он – идет! Пламя не трогает его! Потому что тлеть и сгорать можно только во времени! Вот какова моя сила!

– Или вашего отсутствия? – заметила «спина». – Возможно, времени никогда и не было, как и происходящего с нами.

Первый, хмыкнув, тяжело посмотрел на него.

– Что же тогда было, по-вашему? – спросил правый в синем пуловере, вальяжно отклонившись, будто пытаясь снизойти до собеседников.

– Память о сне, – «спина» не смутилась. – Невероятно талантливый фантазер делал росписи нашего сознания. – человек помолчал. – Именно в нем Сибелиус. И Рафаэль. В моей галерее – «Аве Мария»… И Балакшин… Евгений. А пролитая на сцену любовь?.. «Юнона и Авось»? Здесь я согласен – избранник есть. Одного помнят всегда… – и, повернувшись налево, буквально впился в первого глазами: – Только, простите, не вы определяете экспозицию.

– Что, учитесь смотреть в глаза времени? – усмехнулся «пуловер». – Или заглядывать? Так оно неблагодарно! Вспомните последнего президента!

– Союза?

– Таврической Украины! Время побаловалось ровно 60 лет… и обмануло! Кто следующий? – он с издевкой посмотрел на сидящего перед ним.

Шевелюра размашисто взлетела, дублет надулся, и кисти заколыхались, источая сполохи недовольства:

– Но, но! – владелец пепельных волос погрозил противнику. – Поосторожнее с «панибратством»! Отомщу!

– Я ни слова не сказал о Лермонтове! – пуловер с возмущением отмел претензии. – Подумаешь, год рождения! Вторая дата не легче!

– Видать, к великому готовили, да пуля – дура. А уж русская, бунтовская, горячая… – кисти снова качнулись.

Невидимый ветер стих, Безухов, приоткрыв рот, застыл, а двое других переглянулись, пожав плечами.

– А насчет того, кто определяет экспозицию… напомню!.. – голос первого зазвучал язвительно, – Джордж Истмен, основатель «Кодака», так и не увидел трагедии детища, которое надменно взирало на «трущихся» вокруг, более века. Но мне было угодно посмеяться над преемниками: за десяток с небольшим лет я уронил стоимость компании в двести раз! Это случилось совсем недавно.

– А как же люди?! – вырвалось у «спины». – Электронное хранение снимков их заслуга! Так же, как книгопечатание. Вы что же, вообще вычеркиваете человека из процесса?!

– Процесса над кем? – спокойно спросил «дублет». – Над ним, что ли?.. – и кивнул на пуловер. – Хм… а вы шутник, милейший, если так называете возможность стать свидетелем своего краха… однако, полет же у вас! – он расхохотался. – Я подумаю! – И повернулся к Пьеру с добродушной улыбкой, будто ни тирады, ни грозного ответа не было вовсе: – Да вы проходите, Петр Кириллыч, присаживайтесь.