The Beginning of the End (СИ)

- Амон-Аха заканчивает школу, и он в этом году насовсем приедет домой. Ему ведь уже четырнадцать.

Белла быстро повернулась к египтянину.

- Вот как? Что же он будет делать?

- Он может стать писцом при любом большом начальнике, - ответил Синухет с едва заметной улыбкой. - Жрецом он не пожелал стать, как ты сама знаешь. И теперь… моему сыну пора привыкать помогать мне. Он получит в наследство мое имение.

Их глаза встретились. Потом Белла кивнула.

- Хорошо, - сказала она со смирением. В самом деле, разве могла она ждать другого?..

Она хотела заснуть, когда Синухет вдруг переместился так, что прижал ее к ложу своим телом.

- Я соскучился… по твоим губам, по твоему лону, - прошептал он, жарко приникая к ее устам поцелуем. - Обними меня… Когда мы дома, мне все кажется, будто на меня давит тяжесть и мешает нам…

Белла приоткрыла рот, отвечая на поцелуй; а потом страсть любовника захватила ее. Он увлек ее за собой, подобно всем таким сильным мужчинам, детям земли и солнца. Она откинула голову, отдаваясь ему с восторгом.

Чтобы любить друг друга, им понадобилось убежать из дома, почти нарушить закон…

Потом Синухет сразу уснул, а Белле долго не спалось. Она размышляла - когда будет продолжен разговор с Тамин, и нет ли у жрицы каких-нибудь предложений? Может быть, Тамин способна помочь ей вернуться… или даже считает, что обязана это сделать?

Но не слишком ли теперь поздно? Ведь сын должен остаться!

И там, в будущем, война!.. Она сама это видела… и не забыла, как ни старалась!

- Это еще неизвестно… Ничего еще не известно, - прошептала Белла, ворочаясь на постели.

Она уснула, когда уже начало светать. А проснулась, только когда Синухет потряс ее за плечо.

- Я бы тебя не будил, но уже почти день, - прошептал он. Поцеловал ее в щеку. - Приходили из дворца - фараон примет нас вечером!

Белла очень волновалась за сына, но он перед лицом фараона повел себя безупречно. Сети так понравились манеры мальчика, что он в присутствии всех придворных пожаловал ему ожерелье из эмалевых васильков, которое собственноручно надел на шею!

Сетеп-эн-Сетх покраснел и онемел от столь великой чести; а потом бросился к ногам владыки и поцеловал его сандалию. Фараон позволил ему и это, хотя по обычаю следовало целовать прах у ног царя…

Синухет был более чем удовлетворен после того давнего унижения. А Белла, любуясь умником сыном, думала, что теперь ему никак нельзя будет исчезнуть - око Хора отныне видит его.

========== Глава 67 ==========

Амон-Аха превратился в серьезного и довольно привлекательного юношу, который, однако же, выглядел более субтильным, чем его отец и дядя. Имя “воитель” ему не подходило совсем - долгое учение в жреческой школе выработало у старшего сына Синухета ту скупость и скованность движений, которая более всего предрасполагала к сидячей работе и воспроизведению раз и навсегда усвоенных образцов. Иначе говоря, Амон-Аха стал теперь образцовым средним египтянином.

Если отец и был в чем-то разочарован таким наследником, он это скрывал. В честь окончания школы устроили маленький праздник в кругу семьи, в доме Тамин, - на котором было разрешено присутствовать и Сетеп-эн-Сетху, и его матери. Имхотеп до сих пор задерживался во дворце.

А на случай, если бы он вернулся раньше, Белле нашлось бы, где спрятаться. Тамин все продумала.

Сетеп-эн-Сетха рано увели спать - на другой день на рассвете ему предстояло идти в дворцовую школу, и мать простилась с ним загодя. Мальчика должен был сопровождать Синухет. Амон-Аха допоздна засиделся со взрослыми; и именно он первым услышал, что возвращается хозяин.

Залаяла собака, раздался стук копыт и колес по улице.

- Твой пес лает! - воскликнул юноша, приподнимаясь с места и обращаясь к Тамин. - Это дядя возвращается?

Глаза Амон-Аха расширились: он, как и остальные, побаивался Имхотепа, которого видел только издали, в облике недоступного жреца.

- Да, это колесница моего мужа, - сказала Тамин. Она посмотрела на Беллу, и та, кивнув, поспешно встала.

Теперь, когда у нее было целых два сообщника, она почти не боялась.

- Я сейчас уйду.

Белла выскользнула в коридор; и услышала, как внизу распахнулась дверь и простучали мужские шаги. У нее сильно забилось сердце, и она бегом промчалась до пустой комнаты, которую ей в этом доме предназначили в качестве укрытия.

Захлопнув дверь, англичанка перевела дух и, прищурившись, осмотрелась. Служанка оставила ей керамическую лампу, которая причудливо озаряла обстановку.

Здесь ничего не было, кроме тростниковой циновки на полу и битой глиняной посуды. Зачем-то ее сохраняли, может, из бережливости…

Белла села на циновку, поставив подбородок на колени.

“А что, если Имхотеп пожелает заглянуть сюда?..”

Вдруг ему понадобится уединение? Хотя это глупости, Имхотеп будет слишком занят с родственниками. И у него есть в своем доме, где уединиться.