Действительно, Бранденбургу и суждено было отомстить за тевтонов. На первых же строках этих очерков было отмечено любопытное сцепление фактов: как один из Гогенцоллернов, Альбрехт Бранденбургский, избранны и в 1511 г. гроссмейстером, принял реформацию, секуляризировал оставшийся за рыцарями по Торнскому миру владение и сделался наследственным прусским герцогом; как по прекращении этой новой герцогской династии, лет через сто по ее основании, бранденбургские Гогенцоллерны наследовали своим прусским родичам, и как, наконец, история Тевтонской земли слилась с историей прусского государства. Крупная часть истории этого нового немецкого государства состоит в требовании возврата захваченных Польшею земель. Но чтобы требование это было уважено, надо было много времени и усилий. Долго прусский герцог являлся очень незначительным лицом в кругу владетельных особ. Сейчас же после своего избрания гроссмейстером Альбрехт Гогенцоллерн попытался свергнуть с себя вассальную зависимость от польского короля, считая, что имперскому князю не приходится быть вассалом чужеземца. Он рассчитывал при этом на помощь, которую ему обещал германский император Максимилиан Австрийский, и надеялся пробудить в старой германской корпорации гордость и патриотизм былых времен. Расчеты эти, однако, не оправдались. Австрия была слишком занята своими собственными делами, а Германия прислала на помощь гроссмейстеру в его войне с Польшей только несколько шаек авантюристов, в числе которых находился сын Франца фон-Сикингена, этого «последнего из рыцарей». Потерпев поражение, Адьбрехт Бранденбургский поехал искать новой помощи. Тогда-то он встретился с Лютером и от самого реформатора услыхал проповедь нового учения. Между тем реформация сама собою делала такие же успехи в Пруссии, как и в коренных немецких землях. На Рождество 1523 года в Кенигсбергском соборе епископ возвестил верующим «радостную весть, что Господь родился в другой раз!» Год спустя в Пруссии появилась первая типография; дух нового времени делал быстрые успехи; сами рыцари являлись на протестантскую проповедь, и когда на гроссмейстера снизошел свет — столько же от проповеди Лютера, сколько от собственного честолюбия — и он решился секуляризировать свои владения, то ни с чьей стороны он не встретил серьезных препятствий. Но он не стал через это независим: герцог должен был получить утверждение в своем новом сане от польского короля, который был не то, что обыкновенный сюзерен, даже после того, как курфюрсты бранденбургские сделались герцогами прусскими. Этот сюзерен потребовал, чтобы на груди черного орла в герцогском гербе, того орла, которого некогда император Фридрих пожаловал гроссмейстеру Герману фон-Зальца и который вызывал такие великие воспоминания, красовалась начальная буква имени польского короля. Он так свободно распоряжался в герцогстве, дворянство которого было ему предано, что созывал даже сеймы, не спросясь герцогов. В угоду этому дворянству, которое держалось строгого лютеранства, он объявил в Пруссии опалу на кальвинизм, не обращая внимания на то, что курфюрсты-герцоги сами были кальвинистами, и когда в 1640 г. умер герцог Георг-Влегельм, то сыну его пришлось просить у польского двора особого разрешения на похороны отца по кальвинистскому обряду. Но сын этот был Фридрих-Вильгельм, Великий Курфюрст, т. е. государь, который основал современное прусское государство, уничтожив дух областной обособленности в своих владениях, рассеянных на пространстве между Вислой и Рейном. После него Клеве, Бранденбург и Пруссия стали членами одного тела, управляемого одной головой. Побежденная им Польша должна была отказаться от верховной власти над Пруссией, и когда сын Великого Курфюрста захотел сделаться королем, то главным доводом в пользу своих прав на это достоинство он выставил указание, что вне германской империи у него были владения, где над ним не было другого сюзерена, кроме Бога.