Тевтонский орден

В конце IX столетия их посетил один смелый моряк, Вульфстан из Шлезвига. Отправившись из шлезвигского местечка Гидабы, Вульфстан плыл семь дней и семь ночей до этой никому тогда неизвестной земли. Он рассказывает, что видел много городов, в каждом из которых было по королю, — маленьких городов, конечно, с маленькими королями; потом, перемешивая, по наивной манере первобытных путешественников, самые разнообразные сообщение, он повествует, что в стране много меда, что там много ловят рыбы, что король и богачи пьют кобылье молоко, а бедняки и рабы — мед, что там часты междоусобные войны и вовсе нет пива. Больше всего его поразили прусские погребальные обряды. Труп покойника, говорит он, оставляют в доме на месяц, иногда на два, а если умерший был король или вельможа, то и на целые полгода. Жители сохраняют тела тем же способом, каким они летом остужают свои напитки. Но дом, где лежит покойник, не покидается обитателями: родные и друзья проводят там время в играх и попойках, которые устраиваются на счет наследства. Когда наступает, наконец, время нести тело на костер, собирают все, что остается из имущества умершего, и делят это на три неравные части; самую большую помещают на расстоянии мили от города, самую малую совсем недалеко от него, а среднюю на половине расстояние между ними. Затем всем всадникам на 5 или на 6 миль в окружности дается знать о предстоящих погребальных скачках. Эти всадники собираются и скачут три раза на эти три приза. Вот что видел Вульфстан в этой стране, где добрая доля жизни уходила на погребение мертвых.

Но в Пруссию готовы уже идти совсем иные путешественники, которых влечет туда не любопытство и не жажда добычи. Христианство стало делать быстрые успехи среди славян с того дня, как пришедшие с востока апостолы, Кирилл и Мефодий, принесли в Моравию славянский перевод Евангелия и преподали этим язычникам Слово Божие на понятном языке. В конце Х столетия Чехия и Польша уже приняли крещение, и можно было думать, что именно поляки передадут новую веру и западную цивилизацию пруссам. Сделай они это, история Восточной Европы приняла бы, может быть, совершенно иной оборот. Но, по крайней мер, первым миссионером Пруссии был все же славянин св. Адальберт.

Адальберт происходил из знатной чешской семьи. Девять лет он учился в Магдебурге у знаменитого Отриха, которого современники называли саксонским Цицероном, Совсем молодым он был возведен на епископский престол незадолго до того основанной пражской епархии: Адальберт был вторым епископом чешской столицы. Его паства, еще не привыкнув к покорности, плохо мирилась с его строгостями, и епископ, оставив митру и посох, ушел от нее в Рим, где и поселился на Авентинском холме в монастыре св. Алексия и Бонифация. Там он подружился с оригинальной личностью, императором Оттоном, воспитанником трех ученых женщин — своей матери, бабки и тетки — и Герберта, этого ученика арабов и глубокого знатока философии, математики, астрономии и всех наук своего времени; писателя, механика, часовых дел мастера, натуралиста, настолько удивлявшего своими знаниями современников, что они видели в нем колдуна и считали его способным проникать в дома, не проходя ни в двери, ни в окна; лукавейшего политика, умевшего устраивать несколько предательств зараз; низкопоклонника из честолюбие, и наконец папы, гордого величием римского первосвященника и мечтавшего вместе с своим учеником о каком-то удивительном возрождении древней римской империи. Увлекаясь этими мечтами, Оттон называет Рим «главой Mfepa» и «золотым городом», а себя августейшим римским императором, принимает титул консула и обращается в своих указах к римскому сенату и народу. При раздаче должностей, с которыми связана юрисдикция, он вручает каждому новому сановнику свод законов Юстиниана, говоря: «Суди по этой книге Рим и вселенную и берегись в чем-нибудь нарушить законы Юстиниана, моего священнейшего предшественника». Но вместе с тем Оттон — горячий христианин и, мечтая о всемирной империи, преисполнен стремлением отречься от миpa. Время от времени он покидает palatium romanum и живет то в какой-нибудь келье в Субиако, то в отшельнической пещере. Он ходит босиком на могилы мучеников. Но было бы гораздо лучше, если бы он служил Христу с оружием в руках на немецкой границе, где датчане, совсем было обращенные в христианство, возвратились к язычеству при сыне Гарольда Синезубого, между тем как эльбские маркграфы, эти Карловы стражи, забытые преемником Юстиниана, с трудом оборонялись от вендов.