Итак, заэльбская страна была онемечена путем поселения колонистов на свободных землях, путем помещение немцев среди славян к ущербу этих последних, а по местам путем полного искоренение побежденных. Здесь опять следует обратить внимание на свовобразность бранденбургской истории. Во Франции римские и германские наслоения прикрыли собой кельтическую основу населения, и к концу V столетия нашей эры эти элементы все уже между собой смешались: Франция тогда уже была почти готова. В Бранденбург первоначальное население исчезает мало-по-малу; оно заменяется исподволь, и притом не целым племенем, как франки, бургунды, вестготы, а мелкими отрядами, которые постоянно прибывают из разных стран. Ни один из них не был настолько значителен, чтобы поглотить собой другие и передать им свои обычаи и законы, ни один не имел влиятельного вождя; и все они по своем прибытии становятся под власть общего вождя, маркграфа, который их призвал, а теперь указывает им места жительства и предписывает обязанности. Эта иммиграция продолжается в течение всех средних веков и новой истории; она беспрерывно изменяет этнографию марки, но не характер государства, олицетворяемого особою маркграфа, который составил из кусочков искусственное народонаселение Бранденбурга, соединив вокруг себя, как вокруг неподвижной точки, все эти разнородные элементы.
Маркграфам асканийским и в голову не приходило заводить у себя в Бранденбург крупную знать; но они раздали множество мелких ленов вассалам, которые пришли туда вместе с ними или которых привлекло в марку желание создать себе положение. В то же время они расселили по деревням колонистов, пришедших из Саксонии и Голландии. Желая основать новую деревню, маркграф продавал известное число десятин земли какому-нибудь предпринимателю, который брал на себя распродажу ее по участкам будущим деревенским обитателям. По окончании всей операции такой предприниматель делался наследственным судьею и правителем нового местечка. В тех пунктах, где развивались торговля и промышленность, маркграф заводил рынки и по мере надобности превращал деревушки в города. Такому превращению предшествовало исследование нужд местности и заявление об общеполезности новой меры. В виду того», — сказано в начале одной маркграфской хартии — «что нам и нашим советникам показалось полезным учредить город возле Вольцена, мы приложили к тому все наши старания». И тут дело не обходилось без частного предпринимателя: он покупал у маркграфа землю, которая присоединялась к деревенскому участку, перепродавал ее будущим горожанам, копал рвы, строил стены и общественные здание и после этого становился наследственным судьей нового города.
Вначале между жителями одной и той же деревни или одного и того же города не было различие; все имели определенные обязанности по отношению к маркграфу, но все пользовались личной свободой. Положение бранденбургского крестьянина в XII ст. было лучше положение крестьянина саксонского, который был прикреплен к земле; таким образом, эмигрант шел тогда искать за Эльбой того, чего, он ищет теперь за Атлантическим океаном, т. е. свободной собственности. Один любопытный документ — одно примечание из большего юридического сборника того времени, Sachsenspiegel (Саксонское зерцало) — объясняет истинную причину этого привилегированного положение бранденбуриицев: «Они свободны, потому что они первые распахали почву». Точно также и города, под управлением своих судей, окруженных выборным советом, пользовались известной независимостью. Так как местность, где они были построены, была открыта всяческим нападениям, то приходилось поощрять предпринимателей и первых горожан большими льготами. В учредительной грамоте Сольдина маркграф говорит, что новое создание «требует большой свободы»: так формулировался закон, имевший бесчисленные применения в Северной Европе. На берегах Зюдерзее и на берегах Балтики, в Голландии и Ливонии так же, как в Бранденбурге, основатели городов требовали себе вольностей в вознаграждение за трудности и опасности, с которыми им приходилось бороться. Но эти льготы имели свои границы: горожане, как и крестьяне, оставались подданными маркграфов, и их независимость не должна была противоречить их подчиненности своему государю.