Тевтонский Лев

Римские легионы оставляли после себя сожженные поля и деревни, разоренные города и вдов — слишком старых для продажи в рабство. И то же самое делали арверны Верцингеторикса — жгли, разоряли, грабили, разве что в рабство пленников не обращали — предпочитали приносить в жертву своим кровавым богам.

— Кто здесь побывал, римляне или арверны? — проходя мимо пепелища, участливо спросила Алезия согбенную старуху.

— Эту деревню сожгли римляне… — не сразу отозвалась та. — А соседнюю — арверны. А за тем холмом пришельцы карнуты, говорят, вырезали всех подчистую. Боги, боги, скажите, как теперь жить? На кого надеяться? Во что верить?

А надеяться можно было только на себя.

— Сегодня заночуем в лесу, завтра будет уже полегче. — Алезия невесть почему решила вскинуть бремя командования на свои хрупкие плечи.

— Это почему же полегче? — ехидно поинтересовался Тевтонский Лев. — Теплее будет или, наоборот, попрохладнее?

— Пожарищ не будет, милый! — пояснила девушка. — И разоренных деревень.

— Почему?

— Земли арвернов кончаются, а во-он за тем высоким холмом, что по левую руку, виднеются поля и рощи секванов.

— Угу, — гладиатор с улыбкой кивнул. — А справа у нас что?

— Справа эдуи. Говорят, римляне признали их за своих братьев и не будут разорять.

— Ага, римляне не будут. А Верцингеторикс?

— Этот может. — Алезия вздохнула и вдруг улыбнулась. — Не понимаю, чего мы грустим-то? Скоро ведь в свои земли придем. Вверх по реке — Кабилон, город секванов. Скоро мы там будем. А уж после него — Бибракте, священная крепость эдуев, а за нею, всего в двух днях пути — Алезия. Дом!

— А еще дальше — леса и долины сенонов, — мечтательно произнес Кариоликс. — Эх, буду ли я там хоть когда-нибудь? Просто не верится.

— Будешь, будешь. — Закрываясь от солнца, Беторикс приложил руку к глазам. — Сейчас где-нибудь тут заночуем. Пора бы уже подыскать удобненькое местечко. Хотя бы во-он в той рощице, где…

Не договорив, он свернул с дороги на показавшуюся слева тропу. Алезия и Кари переглянулись, хмыкнули и быстро зашагали следом.

Еще уходя из Лугдуна, беглецы раздобыли одежду галлов — прочные кожаные башмаки, браки, разноцветные плащи с застежками на груди, а для Алезии еще и длинное шерстяное платье — ибо даже мешковатые браки делали ее фигуру слишком уж соблазнительной — да головное покрывало, чтобы скрыть прическу не по эпохе. Среди галлов, у которых господствовал настоящий культ волос, девушка, стриженная под мальчика, производила бы уж слишком странное впечатление.

Углубившись в лес, путники выбрали полянку, заросшую первой травой и папоротниками. Несмотря на теплые солнечные дни, ночи стояли по-весеннему холодные, даже с заморозками. Для ночлега требовалось устроить из веток и хвороста шалаш, натаскать мха и травы, позаботиться и о пище. У путников еще оставались кусочек соленой свининки да краюшка ржаного хлеба, прихваченные пару дней назад на рынке в небольшом городке Матиско, а уж назавтра нужно было что-то найти. Впрочем, мелкой дичи в лесу хватало, имелось и огниво. Виталий только диву давался, глядя, насколько умело и ловко пользуются им Алезия и Кариоликс, не всякая курильщица так с зажигалкой справится!

Вот уже полетели искры, задымились специально собранная сухая трава и кусочки коры, занялся и хворост — хорошо разгорелся, жарко, почти без дыма.

— Ну, наконец-то погреемся… — Алезия протянула к огню ладони, потом фыркнула и побежала к видневшемуся за деревьями озеру — небольшому, с прозрачной и, верно, не очень-то теплой водицей. — Только вы за мной не ходите, ладно? А потом сразу спать.

Через некоторое время со стороны озерка донеслись плеск и возглас — видать, и впрямь холодноватой оказалась водичка. Не лето ведь!

— Давно хотел тебя спросить, друг. — Разделив хлеб на четыре равные доли (четвертая — про запас), Кариоликс убрал нож на пояс и прищурил левый глаз. — Как так вышло, что римлянин тебя отпустил?

— Я говорил уже: по закону обязан был отпустить.

— Как это — по закону? Он же тебя схватил, значит, не должен был отпускать!

— На этот счет есть закон. Плохо было бы, если бы он этот закон не исполнил.

— Тебе — да, плохо. Как и всем нам.

— Ему самому в первую очередь. Этот римлянин — должностное лицо. Кстати, он по крови скорее галл в какой-то части.

— Он живет как римлянин, значит — римлянин, а не галл, — упрямо твердил юноша. — Они все там римляне, хотя многие еще говорят на нашем языке. Однако, думаю, родную речь скоро забудут.

— Это ты верно заметил!

— А ты говоришь, галлы… — Парнишка немного помолчал, поглядел на пламя и продолжил: — И что же, этот римлянин испугался своего же закона?

— Не испугался, а исполнил, — терпеливо пояснил Тевтонский Лев. — Испугался он моей грамоты… Ну я рассказывал.

— А, да-да, вспомнил! — Кариоликс радостно сверкнул глазами. — Ты там грозился каким-то вергобретом…

— Сенатором.

— Ну да. Вот он и испугался.

Тьфу ты, бестолочь! Ну что ты будешь делать с этим упрямым парнем? Талдычишь, талдычишь ему про закон, а он все туда же, на страх сводит — конечно, дикарю так понятнее.

— И как только у вас хватило ума меня отыскать?