Урода грудью сбила престарелого «гренадера». Искрящаяся граната выпала из его цепких пальцев, укатилась куда-то под копыта татарских коней. А через пару секунд прогремел взрыв. Взвизгнули осколки, полыхнуло пламя. В удушливом облаке порохового дыма взлетели ошметки мяса и кровяная взвесь. Оглушительное ржание, дикие крики, падающие всадники, искалеченные лошади…
Мимо Бурцева промчался воин в стальной чешуе. Без шлема и щита. Кривая сабля нелепо болталась на ременной петле, брошенный повод свисал с лошадиной шеи. У несчастного животного дымились и грива, и хвост. Лошадь вела себя, словно необъезженный мустанг на родео. Всадник обеими руками держался за обожженное лицо, однако не падал: ноги степняка крепко обхватили бока беснующейся кобылицы. Упасть ему помогли. Янек достал беспомощного противника мечом. Да и остальные поляки наконец вышли из ступора. Воспрянув духом, партизаны с новыми силами навалились на врага. Освальд и Збыслав остались позади. Теперь отряд вел новый предводитель. Впрочем, вел — слишком громко сказано. Просто взбесившаяся Урода полностью вышла из-под контроля, вырвалась вперед и заметалась среди таких обезумевших монгольских коньков.
Вероятно, лишь непредсказуемая траектория движения испуганной лошади спасла Бурцева от вражеских клинков. Сам-то он полностью сосредоточился на том, чтобы удержаться в седле. Оказаться на земле, под копытами — было равносильно смерти. Двжды или трижды он получил ощутимые удары по щиту и шлему. Разок кривая сабля вскользь чиркнула по панцирю. А потом из облака пыли и рассеивающегося дыма вдруг вынырнул всадник с развевающий лисьим хвостом на шлеме. И с серебряной пластиной на груди.
Глава 35
«Князек», ради которого, собственно, и была затеяна вся эта куча-мала, тоже пытался совладать со взбессившимся конем — а потому не сразу заметил опасность. Урода же неслась прямо на него. Брать «языка» голыми руками? А разве есть выбор?
Бурцев на скаку сбросил щит, перегнулся через седло, стараясь дотянуться до противника. Он успел таки перехватить руку, метнувшуюся к кривым ножнам. Пальцы татаро-монгольского военачальника скользнули по богатой — с золотом и самоцветами рукояти, но сабля так и не оскалилась хищной cталью. Лошадки заплясали друг подле друга.
Бурцев прекрасно знал приемы рукопашного боя, но вот сравниться с кочевником в конной борьбе у него не было ни малейшего шанса. Свободной рукой татарин вцепился в его перевязь с пустыми ножнами и резко подал своего жеребца в сторону.
Уже вываливаясь из седла, Бурцев цапнул противника, но пальцы ухватили только нагрудную пластину. Серебряная бляха оборвалась, а ее хозяин сильно закричал. Орущего всадника оттеснили, чья-то рука подхватила Бурцева за шиворот, поставила на ноги. Збыслав!.. И Янек тут же — яростно звенит мечом о татарские щиты и сабли. Ох, вовремя же его отбили — не позволили затоптать в свалке.
Но князек-то ушел! В сердцах Бурцев забросил чистое серебро с изображением тигра в угли костра. Гори оно все… А рубиловка продолжалась.
Снова дрался, пересев на коня сраженного краковского дружинника, чуть живой Освальд. На рыцаре лица нет, а туда же лезет — в самую гущу битвы. Если бы не мачуга оруженосца, оберегавшего, добжиньца, того уже завалили бы по второму разу.
А где же… Бурцев завертел головой в поисках приметного лисьего хвоста. Да вон же он! Уже за частоколом. Рядом мелькнули длинные несуразные одежды желтолицего старика — после столкновения с Уродой бомбометатель заметно прихрамывал и держался за стремя «князька».
К осадному тыну отступили и панцирные конники. Они стояли в проеме раздвинутых мантлет сплошной стеной. Ни пробиться, ни обойти. На такой выгодной позиции можно держать оборону сколько угодно. А с городских укреплений по штурмовым лестницам уже спускается подмога. Заприметили, значит, ребята неладное.
Самые расторопные, размахивая саблями и копьями, уже спешили на выручку своему «князю» через полузаваленный ров. Все кончено! Пленного захватить не удалось. Теперь самим бы уцелеть. А для этого нужно…
— Збыслав, помоги! — гаркнул Бурцев, бросаясь к осадным щитам на колесах. Литвин все понял, стоило Василию навалиться на тяжелую деревянную мантлету. В мгновение ока оруженосец тоже соскочил с коня, отпихнул с дороги чье-то пробитое стрелой тело и…
— Посторони-и-ись! — заорал Збыслав.
Лицо его покраснело, жилы на лбу и шее вздулись. Неподъемный щит сдвинулся с места.
— Теперь другой! — прокричал Бурцев.
Спохватившихся кочевников отпихнули за осадный тын копьями, к Збыславу и Бурцеву присоединились двое дружинников Янека. Дело сразу пошло быстрее. И-раз! И-два! Между татаро-монголами и поляками сомкнулась утыканная стрелами деревянная стена. Каменные ядра катапульт, подложенные под колеса, заблокировали передвижные мантлеты.