Тевтонский крест

Глава 19

— Отца своего Лешко, прозванного в народе Белым, сына Казимира Справедливого, я почти не помню. Знаю, что был отец одним из сильнейших польских князей. Считаться с ним вынужден был даже его брат Конрад Мазовецкий. И сын Болеслава Высокого Генрих Бородатый — бывший правитель Силезии. И Владислав Второй, Ласконогий, прозванный также Великим, — тот, что сражался с Владиславом Одоничем за Великопольское княжество. И другие удельные князьки помельче. Да, с Лешко Белым считались и боялись его. Краковский стол Малопольского княжества при отце возвысился настолько, что самые мудрые паны пророчили долгожданное объединение под его началом многострадальных польских земель, погрязших в междоусобных войнах. Возможно, Лешко Белый действительно смог бы подчинить гордых соседей и стать всепольским князем, но убили его. Подло, предательски, когда мне было всего три года.

— Убили?! — Василий удивленно вскинул брови. — И кто же осмелился нанести удар столь могущественному князю?

— О, наивный русич. Ты совсем не искушен в политике. Иначе тебе было бы хорошо известно: чем могущественнее правитель, тем больше у него врагов. Особенно в тот период, когда могущество должно вот-вот усилиться во сто крат. Убили Лешко Белого люди предателя Святополка — властителя далеких поморских земель. Святополк являлся вассалом отца, но преступил клятву верности и напал на своего господина… Однако ты прав, Вацлав. Сам коварный Святополк ни за что не решился бы умертвить краковского князя без поддержки влиятельных покровителей. А покровителем таким мог стать кто угодно. Одни говорят о князе Великопольских земель Владиславе Одониче, женатом на сестре Святополка Ядвиге. Другие утверждают, что Лешко Белого убили по наущению бывшего силезского князя Генриха Бородатого, который, как и отец, мечтал объединить всю Польшу под своим началом.

Бурцев старался уследить за ходом мысли собеседницы, что было непросто. Как только вмещала такая небольшая территория столько особ княжеского рода. Не мудрено, что живут они здесь, как скорпионы в банке.

— Но почему-то мало кто вспоминает о брате Лешко — моем дяде Конраде, князе Мазовии и властителе Куявии, — продолжала Аделаида. — А зря!

Ее глаза блеснули ненавистью. Вот, значит, на кого у панночки зуб, вот кого она подозревает в гибели отца! Или тут другое?

— А ведь есть еще жена Лешко Белого и моя родная мать Грымыслава Луцкая! — Девушка тяжело задышала.

Вот те на! Еще и женщина замешана! И не абы какая!

— Погоди, Аделаида, ты хочешь сказать, что…

— Что моя мать в сговоре с Конрадом Мазовецким настроила Святополка на убийство своего мужа и моего отца.

Бурцев с ожесточением потер лоб. В фамильном шкафу этой знатной семейки прячется свой скелет. Не скелет даже — скелетище. А он-то считал, что брат, изничтожающий брата, жена, сживающая со света собственного мужа и дочь, ненавидящая мать, — удел бульварных романов и сериалов для домохозяек.

— Опомнись, княжна! Зачем твоей матери понадобилась смерть твоего отца?!

— Да потому что терпеть она не могла Лешко Белого! — Кулачки Аделаиды сжались. — А любила Конрада. Безумно любила и давно! Но вынуждена была выйти замуж за отца. Династический брак. Разумеешь, глупый русич?!

Вообще-то Бурцев разумел плохо.

— А Конрад что же?

— Дядя тоже женился. На Агафии — дочери черниговского князя Святослава. Мазовецкому правителю нужен был этот марьяж, чтобы укрепить свои позиции. Обе свадьбы сыграли в один год.

— Марьяж? Ну да, конечно… Жениться по любви не может ни один король.

— Мне горько говорить об этом, но мать тайно встречалась с Конрадом. Их встречи участились, когда краковский стол начал набирать силу. Дядя, ослабленный северными войнами с прусами и ятвягами, опасался, что отец подомнет Мазовию под Малую Польшу. Потому ему были выгодны эти свидания.

Грымыслава стала одновременно любовницей Конрада и мазовецким шпионом в самом сердце Малопольского княжества. И она была только рада оказать содействие в убийстве мужа. Именно моя мать убедила отца поехать на встречу с предателем Святополком. Да еще уговорила Лешко не брать с собой большую дружину, и она же обещала Святополку награду и покровительство за нарушение вассальной клятвы.

Снова по лицу Аделаиды покатились слезы.

О времена, о нравы! Бурцев вздохнул. Конечно, если политика перемешана с любовью и адюльтером, всякое может быть. Однако голословно заявлять такие вещи и, тем более, безоговорочно верить в них — слишком не разумно. Нужны факты, доказательства, свидетели.

— Есть свидетель, — вспыхнула Аделаида, обиженная недоверием Бурцева. — Мой опекун, воевода Кракова Владислав Клеменс. Достойнейший человек. Он, как и подобает вассалу, всегда хранил верность отцу. Но о предательских кознях против Лешко Белоузнал слишком поздно. После смерти отца к Грымыславе прибыл Конрад. Якобы выразить соболезвования. Заговорщики, добившись своего, утратили бдительность, и воевода случайно подслушал беседу Конрада с матерью.

— И? — нахмурился Бурцев.