— И он светился в его руках, не заметили? — спросил один из воинов. — Вот бы нам такие мечи, мы бы давно всех имгардцев порубили на куски.
— Светился? — нескио встрепенулся и принялся внимательно осматривать улицу.
— Нам пора, нескио! — напомнил ему сенешаль.
— Ты прав. В бой! — и нескио повел тех, кто остался, на площадь.
Агнесс потихоньку пошла следом. Ее пошатывало от усталости и напряжения. Но кинжал стал потихоньку затухать, и она поняла, что опасность отступила.
На площади добивали остатки проникших в нее имгардцев.
Барон Меррик в порубленном шлеме, из-под которого тонкой струйкой бежала кровь, подошел к нескио.
— Рад видеть вас в добром здравии, мой друг!
— Спасибо. Я тоже рад вас видеть живым.
— Если бы не стрелы Ферруна, вряд ли мы с вами сейчас говорили. Он несколько раз спасал меня от верной смерти.
— И меня. Правда, не только он. Еще и мальчишка с чудным кинжалом. Но не об этом сейчас речь. Нужно отвалить камни от ворот.
— Вы собираетесь сделать вылазку?
— Я собираюсь разгромить врага. И для этого мы сейчас объявим передышку до утра. Прикажите гонцам привести к воротам крестьян. Пусть уберут с дороги камни. За городом сражаться будем верхом.
Он поднял свой рог и протрубил. Ему ответило несколько десятков рогов по всему городу, и все стихло.
Барон пошел в свой дом, успокоить взволнованную жену и смыть кровь с лица и рук, а нескио улегся там же, где стоял, и тут же уснул.
Агнесс тоже прилегла рядом с ним в тени стены, но уснуть не могла. Крестьяне шумно перетаскивали камни с помощью мулов, стонали раненые, которых на повозках, запряженных ослами и лошаками, перевозили монахини и местные жители. По сравнению с шумом битвы, стоявшей здесь несколько часов подряд, это была мирная тишина.
Ей не хотелось уходить. Хотелось остаться рядом с нескио, взять его за руку, посмотреть в глаза. Но этого делать было нельзя. Начинало светать. Надо было уходить. Монахини не поняли бы ее, приди она в палатку в мужской одежде.
Она поднялась, тихонько постояла возле нескио, запоминая родные черты, и быстрым шагом направилась на главную городскую площадь, где были разбиты палатки монахинь. Едва она успела накинуть на себя рясу, как в палатку вошла сестра Инез.
— А, это ты! А мне показалось, что в палатку зашел какой-то мальчишка.
Агнесс покачала головой.
— Слушай, ты вся перепачкалась в крови! Можно подумать, ты участвовала в битве!
Агнесс усмехнулась.
— Да, можно подумать, хотя я только помогала укладывать раненых на повозки. Но пойдем к ним.
Они вышли из палатки. На площади на рассыпанной по земле соломе лежало несколько сот раненых. Некоторые молчали, глядя в небо стекленеющими глазами. Их время уходило.
— Где же Феррун? — с горечью воскликнула Агнесс. — Он так нужен здесь!
— Кто это такой? — удивилась Инез. — И как он может нам помочь?
Один из раненых укоризненно заметил:
— Это великий воин, сестра. Разве вы его не знаете?
— Слышала, Агнесс? Я — великий воин! А ты меня попрекаешь черт-те чем!
Агнесс стремительно обернулась. Позади нее в вольной позе стоял, уперев руку в пояс и отставив ногу, Феррун.
— Я никогда о тебе ничего плохого не говорила, неправда!
— Да? А чего ты полезла в самую гущу сражения, скажи мне на милость? Мне приходилось больше за тобой следить, чем сражаться! Если б не я, тебя раз пять могли просто зашибить, как котенка!
Сестра Инез с негодованием уставилась на Агнесс.
— Зачем ты мешала воинам, Агнесс?
Ферруну это не понравилось.
— Она не мешала, она сражалась. Она и сама уложила с десяток врагов. А вот что делала в это время ты? Безмятежно спала в своей постельке?
Предотвращая ссору, Агнесс поспешно спросила:
— Где твоя чудодейственная сажа, Феррун?
Тот с непроницаемым видом завернулся в плащ, делая вид, что не слышит.
— Феррун, давай будем спасать раненых! И я обещаю тебе, что после войны я сама поеду в замок и помогу тебе набрать этой твоей сажи.
Он расхохотался.
— Ладно, убедила! Она осталась в перемете моей лошади. Где она, кстати?
Он быстро пронесся мимо них и исчез с глаз долой. Сестра Инез сумрачно посмотрела на Агнесс.
— Как ты могла так себя уронить? Разве может женщина марать свои руки в крови? Наше дело молиться за спасение жизни! Женщина дарует жизнь, а не отнимает ее!
Агнесс вспыхнула.
— Вы считаете, что мы должны покорно смотреть, как умирают дорогие нашему сердцу мужчины? Должны плакать и молиться? Похоже, вы ничего не понимаете в этой жизни, сестра! Наверное, вы слишком хорошо жили, раз так благодушествуете!
Она гордо прошла мимо отшатнувшейся от нее сестры Инез.
Прибежал Феррун с горшком сажи. Сажи оставалось еще пол-горшка.
— Давай разводить, на всех ее не хватит, — и он окинул оценивающим взглядом лежащих на площади воинов.
Агнесс показалось, что Феррун будто повзрослел на несколько лет. Что с ним случилось?
Она принесла ведро воды, и Феррун бросил в него пригоршню грязи.
— Ладно, пошли!
Они подошли к умирающему воину, раненному в живот. Сестра Инез поспешила к ним.
— Ни к чему мучить умирающего! Его рана смертельна! Ему нужен исповедник, а не шарлатаны вроде вас!
Феррун сказал сквозь зубы: