Тетраграмматон микрорая

До конца школы он и тот мальчик не обмолвились больше ни словом. Были разные эпизоды, плохие и хорошие, да только хорошие надо постараться вспомнить, а плохие как не стараешься, трудно забыть. Он больше чем другие увлекался науками, изучал неведомое и часто несовместимое с возрастом. Когда открыл для себя органическую химию, подивился стройности и поэтичной гармонии в иерархии химических веществ. Одноклассники часто видели, ряды непонятных им букв. Например, такие: H-С=С-R’.

— Что это? — спрашивали в недоумении.

— Живые молекулы, — по-своему излагал он, и знал, что это не просто правда, а обобщение.

— Ой, ну ты это всё врёшь! Ребят, он врёт! Просто тренируется в написании английских букв.

До начала предмета с названием «Органическая химия» оставалось три года. Потом никто и не вспомнил. Только он не забыл, хотя вспоминал без всякого зла.

Зло он считал несовместимым с нормальным человеческим характером. Но описать его как эдакого ангела было бы совсем не верно. Однажды одноклассник принёс в школу детёныша кактуса — кактусёнка. Смешного, маленького и совсем без иголок. Такие вот бывают кактусы, по виду и не скажешь, что у него колючие родственники.

Он собирался отдать его в кабинет биологии, в этот день по расписанию была ботаника. Но ботаничка заболела, и класс согнали под присмотр старшеклассника в отдельный кабинет, чтобы не разбежались. Старшеклассник запер дверь на ключ, предупредил, если кому в туалет, то по одному и вместе с ним. А сам уселся возле окна с какой-то книгой и наушниками модного плеера.

В классе быстро началась возня. Ребята разбились на группы по интересам и с упоением занялись всеми теми делами, положенными на переменах. Только десять или пятнадцать минут это ерунда, а вот целый урок это другое дело.

Над обладателем кактусёнка смеялись из зависти и от непонимания. Он тоже смеялся, но не было зависти. Скорее, его забавляло, как приятель возится с маленькой зелёной штучкой, как серьёзно говорит, куда и какой стороной надо сажать в землю, сколько раз поливать.

Кутерьма разрасталась. Дошло до испытания кактусёнка на прочность. Космические полёты, вот что предстояло узнать зелёной крохе. И коробок из под спичек, превращённый в искусственный спутник глобуса, отправился в полёт. Чучело Земли почему-то оказалось здесь, а не в кабинете географии, но кто же разберёт логику училок?

Полёты продлились недолго. Кто-то уронил, наступил и ойкнул. Владелец кактусёнка без всякого стыда заплакал.

А он всё ещё посмеивался, ведь и правда было весело. Стало немного стыдно, да ведь всё можно исправить! В портфеле со вчерашнего труда лежал комок пластилина, на счастье, зелёный. И он слепил кактусёнка. Очень похожего, только не настоящего. Положил в поднятый, расправленный и очищенный коробок, потом протянул однокласснику.

— Не плач, вот твой кактусёнок!

Тот взял коробок, приоткрыл, и заревел в полный голос.

Старшеклассник решил, что с него хватит. Хлопнул книгой, нецензурно высказался обо всей мелюзге на свете, и покинул класс со словами, что сейчас позовёт завуча. Кабинет сосредоточения исполнительной власти находился как раз напротив, и поэтому никто не посмел сбежать.

Через пять минут пришла завуч, и в класс вернулся порядок.

Пол года спустя он забыл про органику и увлёкся сложением бумажных снежинок. Странно, только это увлечение вызвало больший отклик у друзей, нежели тайнопись химии из учебника для старшеклассников. Со стороны разница ощутима, ведь новогодние украшения близки и понятны. Сказочные атрибуты новогоднего праздника, с одной стороны. А с другой, странная, колючая и холодная на вкус россыпь льдинок. Дети высот зимнего неба.

Ну а он-то знал немного больше. Умел увидеть настроение погоды за окном. То, с удалью, то с осторожностью снег касается земли, по которой ходят люди. Он видел, слышал, изучал снег, пока тот не касался асфальта. Пока он жил полётом, игрой фонарного света на тончайших гранях.

Он-то как раз понимал аналогию с органикой. Ему было доступно понимание гармонии природных фракталов. Способность видеть и чувствовать, как это близко к определению жизни. Не равнозначно, но во многом равноценно.

Это было давно, только он не забыл. Все свои обиды, все проступки. Он знал, где виноват по правде, а где по наговору. И этого было достаточно.

Когда-то потом был выпускной вечер. Он не пошёл. Не мог себя заставить смотреть в те лица, которые над ним смеялись. Это, и многое другое они успели забыть.

А он не сумел выбросить из памяти боль.

То, что было потом, не блистало буйными красками. Было очевидно, но вряд ли невероятно. Случались какие-то события, и он заново переосмысливал цену дружбе, учился понимать любовь и верность. За свою длинную и довольно банальную жизнь, он сделал не так уж много. В дружбе и честности бывали бреши. За такие судили по понятиям, а то и по букве закона. Для тех, кто знал его хоть немного, на какое-то время он исчез.