Тетрада Величко

Вообще, они мало говорили после похорон матери, однако Роман неизменно вел себя с ней очень корректно и с поддержкой.

— Все нормально, Ром, — махнула она головой, прервав начавшего что-то ворчать Руса. — Я не потому… Это так, просто… Ностальгия заранее нахлынула, — улыбнулась, всхлипывая и вытирая щеки салфеткой, которую ей Богдан дал, вновь отступив в сторону. — Я уезжаю, Ром. Наверное, навсегда. Вот и загрустила, прощаюсь с местом. А ты теперь заведующим будешь. За мной все завалы придется разгребать, — криво улыбнулась Кристина, пытаясь внести хоть какой-то позитив и веселье в этот разговор.

Однако Роман больше растерялся, чем обрадовался таким новостям, судя по всему. Начал волосы ерошить, сняв шапочку, несколько раз то вытаскивал из нагрудного кармана, то вновь прятал ручку.

— Как это уезжаешь? — наконец спросил он с грустью.

А Кристина успокоилась почему-то. Наплакалась уже.

Да и с Ромой ей было все же легче это обсуждать. Привязанность между ними, хоть и существовала без всяких сомнений, была всегда не настолько крепкой. И в данный момент это пришлось как нельзя кстати. Ей и проститься с ним проще оказалось.

Руслан и Богдан отошли в другой конец операционной, пока Кристина, насколько это было возможно, не посвящая Романа в детали, объясняла происходящее. Прощения у Ромы попросила. Искренне. За то, в чем и ее вина имелась. Очень попросила больше и не вспоминать про алкоголь. В конце концов, на нем теперь целое отделение будет.

Рома же так до конца и не понял, что она серьезно, кажется — все растерянно посматривал на Карецкого, словно ожидая, чтоб Рус подтвердил, а лучше — опроверг слова Кристины. Но соглашался разумным быть. Тоже крепко обнял на прощание. Вообще без каких-то намеков. Тепло и с поддержкой. По-братски.

И, наверное, именно в этот момент Кристина очень ясно поняла, что Кузьма принял и нашел самое верное решение. Даже если исходил из вовсе иных мотивов. Им всем, без малейшего сомнения, стоило идти дальше, оставив прошлое позади. Строить ту жизнь, которую могли бы иметь сейчас уже, не сложись прошлое так, как случилось.

Эпилог

Четыре года спустя

Непонятно было, что заставило ее проснуться. В спальне темно, тихо. И только из-за приоткрытой двери соседней комнаты, где они обустроили пока детскую, падал слабый луч мягкого сумеречного света ночника. Но и сын, похоже, спал. Никто не плакал и не звал родителей. Да и, по-честному, их двухлетний Влад больше предпочитал являться в спальню, подстерегая родителей спящими, и без всяких препятствий забираться в родительскую кровать, рассчитывая на то, что его не заметят, — нежели будил дом криками. Не тот характер. Хитрый маленький стратег. Самое забавное, что несмотря на чуткий сон обоих, зачастую ни Кузьма, ни она сама действительно не просыпались, обнаруживая «лишнего» в кровати по факту закидывания на них сыном рук или ног. Что неизменно веселило и Кристину, и Кузьму.

По правде, она насмотреться не могла на спящего сына. Да и на буянящего тоже. Каждой секундочкой дорожила, каждым таким эпизодом. Настолько старательно и трепетно старалась запомнить все-все: как малыш хмурится, как улыбается, как забавно пытается говорить о чем-то на дикой смеси двух языков. До какой-то пронзительной душевной напряженности и надрыва внутри, когда слезы наворачиваются против воли.

Кузьма в такие моменты частенько посмеивался и шептал ей на ухо:

— Мавка, ты словно глазами его фотографируешь постоянно.

И это неизменно заставляло Кристину смеяться, снимая напряжение. Однако оба знали и понимали, почему это происходит. И на самом деле, Кристина была уверена, что и он ощущает схожее. Как и мама Маша, теперь для всех переименованная в «бабулю» с легкой руки Владки. И ведь это при том, что и самих фотографий со всех возможных ракурсов и любого момента — с головой имелось в телефоне каждого.

Очень хрупкое ощущение счастья и восторга. Бесценное. Как ощущается летнее тепло в конце августа, когда ночи уже холодные, а полудни мягко жаркие, и ты понимаешь, что лето уходит, стоит наслаждаться каждой секундой и мигом его тепла. Слишком многое они все вынесли, чтобы теперь упускать хоть мгновение своей жизни, во всех ее проявлениях.

Хотя, конечно же, не сидели безвылазно дома. Кузьма — так тот, вообще, работал с утра до ночи. Хотя — и Кристина была честна, чтобы это признавать — все равно имел куда больше свободного времени для семьи и отдыха, чем ранее, когда тем же министром его назначили или просто депутатом. Но ей все равно не хватало. Постоянно мало оказывалось. Жадность по нему, наверное, никогда уже из сердца не уйдет, из души не вытравить. Как и страха. Несмотря на то, что уже четыре года жили не в родной стране, и Кузьма только бизнесом занимался вроде — понимала, не все так просто. Редко спрашивала. Больше молча смотрела с вопросом. А он не отвечал. Но и не отвергал ее опасений.