Тетрада Величко

— Жизнь… она же не возвращается… А мы… мы столько уже упустили, Кузьма! — Кристина поднялась. Показалось, что так весомей сумеет донести до него мысли.

Взъерошила свои волосы, глядя на любимого с той же болью и отчаянием.

— В жизни нет повтора, родной, — обхватила себя руками за плечи. Поднялась, подойдя к закрытым дверям того самого «французского балкона». — Ты когда-нибудь думал, что у нас уже могли бы быть дети? Им бы по десять лет могло быть…? Думал, Кузьма? Мы могли бы быть с тобой каждый день этих лет, если бы… Ничего не вернуть…

Замершим взглядом посмотрела на ночной город, не уверенная, что в состоянии правильно передать и высказать то, что душу разрывало на части. Мысль свою до него донести. Не обиду, нет.

Потерянность. Неотвратимость.

— Оно стоило того? Вот есть это все, — рассеянным взмахом обвела рукой комнату, имея в виду всю квартиру. Достаток, да и влияние, что он получил. — Деньги, положение, к которому стремился. Министр теперь… И, может, у нас даже еще дети будут… Только… мама уже никогда их не увидит, понимаешь, родной? И они… дети, которых даже нет еще на этом свете — они уже лишены части своей семьи, которую могли бы иметь. Всех этих лет с нами…

Повернулась и посмотрела ему глаза в глаза. И только поняв, что силуэт любимого расплывается, осознала, что вновь плакать начала. Странно, пару часов назад казалось, что слез не осталось.

— Денег много, и влияния… Ты сильный… Только ведь и всем твоим влиянием — нам не изменить ничего. Ни лет этих не вернуть, ни боли, ни всех тех жутких ночей, что порознь… Ни мамы… — Уперлась затылком в стекло, глядя на нечеткий силуэт мужа.

Наверное, из-за смерти матери очень остро ощутила боль за все, до рези в груди. Тяжесть влияния каждого их выбора на судьбы. И собственные, и всех близких. Не упрекала…

Просто испытала такое странное опустошение, словно на обрыве стояла. Какая-то глобальная попытка переоценки и осмысления всей жизни, вызванная шоком и болью. Все с нового угла рассматривалось и оценивалось…

Кузьма, до этого молчавший, поднялся и приблизился впритык, так и не сказав ни слова. Наклонился, прижавшись своим лбом к ее. Глаза к глазам оказались. И он так внимательно всматривался в нее. Тоже с болью, которая отражалась во взгляде мужа.

Ее? Его? Их общая?

И не видела она в глазах Кузьмы отрицания или попытки оспорить все. Словно даже мысленно ни одного аргумента против ее слов он не пытался привести.

Так непривычно для Кузьмы! И от этого еще сильнее воспринимается острота доводов. Понимание, что не лжет, и он сам, возможно, не раз и не два размышлял об этом, даже если никогда словами и не озвучивал.

И тут он сделал то, чего Кристина не ожидала. Она и сама, по большому счету, не особо понимала, зачем говорить обо всем стала. Какую реакцию хотела получить? Но точно не то, что Кузьма крепко сожмет ее своими руками, а потом резко опустится на колени.

Все еще молча.

Прижмется головой к ее животу на мгновение. И запрокинет лицо, посмотрев таким взглядом, что у Кристины сердце в груди сожмется, замерев на мгновение.

— Мне не искупить и не выкупить этого у судьбы, мавка. Я знаю, — тоном, от которого у нее мороз по спине пошел, сипло прошептал Кузьма. — Ничего не вернуть. Только чем-то новым заполнить пустоту попытаться, в которой сам и виноват…

Каялся перед ней.

Она это поняла кристально ясно.

И данное понимание оказалось последней каплей за сегодняшний день. Окончательно сломило Кристину. Ноги подломились, несмотря на то, что объятия Кузьмы держали крепко. Сползла по нему на пол. Скукожилась клубочком, в свою очередь уткнувшись Кузьме лицом в колени, захлебываясь новой волной слез и безнадежного горя. А он сгреб ее в охапку, подтянув выше, и начал тихо укачивать, прижавшись лицом к макушке Кристины.

Оба горевали обо всем, что безвозвратно ушло и что возвратить было не в их силах.

Все ее слова справедливы.

Кузьма знал и понимал это не хуже Кристины. Бессчетное количество раз обдумывал, когда ночи без нее становились невыносимо одинокими, прогоняя сон и отрешенность. Убивая рациональные доводы. Вся ситуация, в которой они жили, являлась результатом их собственных решений и выбора на каких-то вехах жизни.

И результат, что получили — оставлял неоднозначность внутри. Боль и тоску. Понимание, насколько сильно, на самом деле, и малейший твой поступок может повлиять в будущем на твою, да и не только, жизнь.

Он это понимал и не видел смысла спорить. О чем?

Сожаления не исправят ничего и не уменьшат боли. Здесь поступки нужны. Действия. То, что заполнит пустоту, которая продолжала терзать обоих, до сих пор «отгрызая» куски от душ, даже при том счастье, что испытывали в последние недели.